Молодость определяет темп жизни. Север, как и наша колонна «Татр», все время в пути...
…Из поселка, как из большого города, в разные стороны бегут дороги. Одни — близко, другие — далеко. Мы не выбираем, нас давно уже выбрала самая далекая.
Восемь «Татр» вытягиваются цепочкой. Володина машина впереди. Вон и сам он стоит на подножке и кому-то весело машет шлемом. Может, своему цыгану...
— Простучали по мосту через ручей Знатный. А знатности в нем два метра ширины. А что? Может, это специально такие названия, чтобы люди чаще улыбались.
Через пять минут наш поворот. Скромная, полинявшая стрелка: «Хандыга, 731 километр». Машины тяжело переваливают через барьер и уходят прямо на оранжевое солнце. Зимник начался.
Действительно начался. Нашу машину он прощупал сразу. На первом же километре.
Снег лишь слегка припорошил обочину, да так, что она вровень с основной дорогой. И мы попадаем в ловушку. Правое колесо проваливается. Громадная отсадочная машина, которую мы везем для рудника, накрепко приварена к кузову. Раскачиваясь, она валит «Татру» набок. Ее чуть-чуть, и мы ляжем. Теперь главное — быстрота и спокойствие. Две «Татры» заходят сбоку и цепляют наш борт тросами. Скоро мы снова «на ногах». Поехали.
Володина машина все время впереди. Она то рядом с нами, то мелькнет над самой головой. Солнце слепит глаза, а тут еще подъем. Идти тяжело. Наверное, тяжелее, чем на Голгофу. А что поделаешь — горы!
День уплывает на запад. И мы торопимся за ним.
Но разве угнаться! В пять вечера — прииск Адыгалах. Год назад здесь стояли лишь домики поисковой партии, что искала золото. А сейчас уже поселок. И шахты дают драгоценный металл. Даже не верится. Уж очень быстро. Но все реально и существует на самом деле — и даже магазин, где мы берем свежий лук, банки, селедки и длинные палки копченой колбасы. На зимнике без запасов нельзя. И для себя, и еще мало ли для кого. Вдруг придется поделиться. Тайга не город, в гастроном не сбегаешь, а случиться всякое может. На то они зимник.
Дорога наша теперь вниз и вниз. А вокруг лес, и за ним — солнце. И свет его идет к нам как сквозь причудливый растр. Краски становятся все гуще и гуще, будто там, за лесом, в большом светлом доме, торопятся закрыть все окна. А потом солнце совсем утонуло. И первыми синий наряд позднего вечера надевают лиственницы. Только здесь они какие-то странные. Все перекручены, все переломаны, будто тысяча медведей именно в этом лесу учились дуги гнуть. Но виноват во всем мороз.
А над трассой уже ночь. Она как волшебное стекло размывает краски реального и дает нам простор для самой крылатой фантазии.
...В эту ночь нам спать нельзя. Нужно дойти до девятьсот семнадцатого километра. Там сбор всех наших «Татр», что порядком уже разбрелись по трассе. И ребята в эту ночь не уснут, пока последняя машина не займет свое место рядом с другими. Поэтому, хоть и устали чертовски, все же плывем вдоль лесной просеки, оставляя позади ставшие теперь почему-то длинными километры.
Но что такое? Мотор чихнул раз, два, три — и замолк. Кончилось горючее. На всякий случай почти по всей трассе примерно через сто километров специально разбрасываются бочки с горючим и маслом. Это своего рода аварийный запас зимника, которым пользуются в самых крайних вариантах, когда помощи ждать неоткуда.
Но у нас все учтено, все продумано — второй бак на месте и полон. Правда, мороз будто приварил пробку. Бьем ломом, рвем ключами. Наконец-то! Синее горючее бежит ручьем. Теперь хватит до самого Оймякона.
— Ну садись, поехали, — угрюмо говорит Виктор и бросает на дорогу изорванные в клочья рукавицы. Они лежат на снегу — черные, с растопыренными пальцами. Впереди мы еще немало оставим на дороге гаек, рессор, баллонов и бочек. Только черные метины костров смогли бы рассказать, что это такое менять рессору в шестидесятиградусный мороз, лежа на промерзшей земле. Но об этом еще будет разговор. А тогда мы мечтали о маленьком домике на девятьсот семнадцатом километре.
Кто на зимнике давно, тот не проедет мимо огонька, который виден меж белых лиственниц. Здесь шофера угостят кружкой чая и в ночь и за полночь, подробно расскажут о дороге на сто километров вокруг: что, где и как. И все потому, что посреди тайги живет дед Лапырь.
Встречает он нас сам. Я сперва подумал, что у него шапка такая белая. А оказалось, никакой шапки и нет. Просто огромная копна седых волос. И вообще дед выглядит солидно и достойно. Только вот смеется неожиданно озорно, словно мальчишка.
Пусть в старике кому-то и что-то кажется наивным. Может, оно и так, скорее всего — именно так.