...Как-то по дороге из Симферополя в Ялту, чтоб скоротать время, заговорили с таксистом о Севере. Он поверил всему, а вот что машины в шестидесятиградусный мороз ходят, поверить отказался.
— Не может быть!
Спорить было бесполезно, убеждать тем более. Да я и не собирался. Просто лишний раз убедился, как мало люди знают о Севере. Слышали только, что денег там много зарабатывают, да еще кое-что по мелочи. Вот и все. А рассказать бы им хоть про один день зимника — отношение было бы совсем иное. Ну хотя бы вот про эту встречу...
Еще задолго до Оймякона, на восемьсот тридцатом километре, где лиственницы кажутся девочками в белых платьицах, мы увидели, как зеленый ЗИЛ, прижавшись к обочине, вежливо уступал нам дорогу. Подъехали — кабина к кабине.
— Ну чего, браток?
— Скажите, какое сегодня число?
Мы даже удивились:
— Ты откуда?
— С Ледовитого.
— А мы с Тихого.
— Чаек есть?
— Найдется.
Четверым в кабине тесновато, но зато тепло. А тут еще термос стоит в ногах и парит, как ведерный тульский самовар.
— Ты почему один? — спрашивает Виктор.
— Напарник сломался. Улетел самолетом в Магадан.
— И давно на трассе?
— Сегодня у нас, значит, февраль? Ага! А выехали мы под Новый год. Праздник уже здесь встречали. Остановили машины на каком-то километре, глушь, ни черта не видать. Выпили термос чайку за наступивший, поздравили друг друга и ровно в двенадцать по нашим часам поехали дальше. Встретили машину чью-то. Тоже поздравили, а он: рано, говорит, до Нового года еще два часа. И оказался прав. Ну, мы смеялись, конечно. Вот беда с этим временем. То едешь по магаданскому,. то по якутскому, то по верхоянскому, то вообще по московскому. Не поймешь что и где.
Борис Положенцев — мы уже познакомились — говорит медленно, растягивая слова, будто смакует чудесное виноградное вино.
Мы его не торопим, мы его понимаем. Не одни и не двое суток провел он в своей маленькой, обитой войлоком кабине. Сколько разных дум, сколько молчания за семь тысяч километров, оставшихся позади. Почти два месяца — и все дорога, дорога, словно разматывается бесконечный волшебный клубок. Устало лежат руки на черной баранке, и голос чуть дрожит от необычно долгого разговора, и глаза в красных нитках бессонных ночей. Таким Бориса и увидят жена да Маринка с Димкой, чьи фотографии приколоты к войлоку кабины. А ведь ребята его за этот рейс повзрослели на год. Но скоро, теперь уж скоро, всего через тысячу километров, он обнимет родных.
— Суток за двое пройду,— говорит Борис, прощаясь.— Тысяча километров — пустяк.
— Конечно, пустяк, — смеемся мы.— Ну, до встречи!
А встречи еще непременно будут. Ведь трасса живет, трасса работает...
С утра серый мокрый туман прикрыл лес, дорогу и черную избушку, где мы сидим и ждем, пока на раскаленной печке растают наши пельмени. Разговор явно не вяжется. Ночью мы порядочно намучились с Володиной «Татрой». Каждый перевал проходили на нервах, шутка ли: мы давно за поворотом, а последний прицеп еще висит над обрывом...
Сегодня последний бросок. Вечером должны быть уже в Оймяконе. Сегодня вообще будет легче — равнина.
Володя чуть в сторонке возится с какой-то медной трубкой и молчит. Почему-то чувствует себя виноватым. А зря. Он-то знает, что на зимнике беда может прийти к каждому. Конечно, знает, а все-таки неприятно, что именно из-за тебя мучаются ребята, теряют время.
Пытается всех расшевелить Сашка. Но и он сегодня что-то не в форме. В избушке нашей и на сотни верст кругом скучный, сырой холод.
— Ешь, ешь, не стесняйся. Здесь все свои,— пододвигает Володя соседу миску теплых пельменей.
Тот быстро оглядывается и, убедившись, что нам в принципе безразличны и его пельмени и он сам, успокаивается и начинает быстро глотать серое тесто. Сидит он с краешку, как бедный родственник. Сидит напряженно, готовый в любой момент уступить место каждому из нас.
Чужой он — это сразу видно, чужой — и все тут.
Зовут парня Алексеем. Внешне ничем не приметен. Только глаза смотрят на людей как-то снизу. Да еще руки он все время потирает, будто мерзнут. Едет с нами уже вторые сутки. А вообще-то попал случайно. На Берелехе подошел к Володе знакомый шофер:
— Старина, подбрось до Оймякона одного мужика. Парень решил завязать наглухо.