Гена Иванов залез в прозрачный колпак с левого борта. По-моему, ничего-то он не видит вокруг, внизу — сплошные ледовые поля. А в журнале появляются какие-то хитрые значки. Потом в конце полета по этим значкам будет нарисована ледовая карта.
Листает пухлые справочники Толя Чумак, изучает прошлую разведку. Видно, ищет какие-то закономерности, интересные детали. Ведь наука о льдах — это большая и важная наука, которая служит северянам.
Магаданцы не случайно Владивосток называли материком, а себя считали островными жителями. Все было верно. Где-то в начале ноября бухту Нагаева покидал последний теплоход, и до самого июня у побережья Колымы стояла тишина. Лед надежно и крепко закрывал трехсоткилометровой броней северные берега. Пробиться сквозь торосы, которые не уступают арктическим, кораблям было не под силу. И связь с большой землей держали только самолеты. Такое положение все считали нормальным и естественным: мол, против природы-матушки не пойдешь. И только посвященные люди знали, что ученые, летчики и моряки кропотливо, шаг за шагом изучают Охотское море, готовятся к мировому событию. И событие это произошло. Даже бывалые полярники поразились мужеству и искусству моряков. Правда, иные за рубежом отказывались верить, пока сами не увидели фотографии с места события, фотографии того февральского дня 1962 года, когда флагман ледокольного флота «Москва» привел в Магадан первый зимний караван. Это был праздник. Говорят, докеры разгружали корабли бесплатно, просто в знак благодарности морякам.
— А сейчас без зимней навигации, — говорит Генеральный директор всесоюзного объединения «Северовостокзолото» Валентин Петрович Березин,— мы и не представляем работу наших приисков, электростанций, рудников, да и вообще всю жизнь Крайнего севера. Нам были бы не по плечу нынешние высокие планы добычи золота. И свежие яблоки, и мощные бульдозеры — все нам доставляют моряки зимой. Мы, честно говоря, уже привыкли...
Да, люди ко всему привыкают. Такова уж логика жизни. Но надо помнить, что подвиг продолжается. Он стал будничен, но он не стал меньше. Чтобы провести очередной караван, ради которого мы летаем сегодня, потребуется столько же мужества и смелости, как и в феврале 1962 года.
...Наш радист Валентин Деев упорно ищет в бездонном эфире сигналы ледокола «Ленинград». Наконец тот откликнулся — и через сотни миль тянется пульсирующий путь морзянки.
Анатолий Чумак спрашивает курс корабля.
— 270! — отвечает капитан ледокола Вадим Иванович Абоносимов.— Идем в тяжелых льдах. За мной «Электросталь», «Ванкарем», «Березиналес» и «Енисей». Все время возвращаюсь обкалывать, очень тяжело.
— Вадим Иванович — диктует Чумак,— впереди лед десять баллов, вам не пройти с такими судами. Ждите нашу карту. Будем над вами — сбросим. До свидания.
И снова мы одни. И снова то спешим на восток, то резко уходим на запад.
В три часа дня увидели кромку. Еще минута, и под крылом — вода. После льдов на солнце она кажется теплой, хоть и знаем, что чертовски холодна. Но что это там внизу, кто назначил нам здесь свидание? Спускаемся еще ниже. Вот это сюрприз! Кит! Холод ему нипочем, купается в свое удовольствие. И на самолет никакого внимания. Мы не обижаемся. Да и некогда. Надо спешить к ледоколу.
Мы с механиком Яковом Ивановичем Бабичем тоже не сидели сложа руки. Приготовили для экипажа картошку, горячую, с паром.
— Хороша! Небось, наша, рязанская,— хвалит инструктор Евгений Ефимович Есаков.
— Да ты же из Москвы, — смеется командир.
— Какая разница, это ведь рядом.
Северянам все кажется рядом, привыкли мерить на тысячи километров, а тут какие-то две сотни.
— Командир, ледокол по курсу.
— Отлично!
Быстро заканчиваем обед и спешим в кабину.
Видимость великолепная. Прильнули к окнам. Сейчас покажется караван. Уже совсем близко, вот уже работает радиотелефон.
— С возвращением вас, Вадим Иванович! — поздравляет наш командир Абоносимова.
Оказывается, капитана «Ленинграда» после четырнадцати арктических навигаций неожиданно назначили командовать научно-исследовательским судном «Ю. Шокальский», который плавал в тропических и других теплых морях.