В семь вечера кто-то рассыпал в снегу горсть огней. Это Погондино — крошечный поселок, выстроенный специально для шоферов. Живет он только зимой, вместе с дорогой. А летом вокруг болота и болота.
Машин у столовой как в Лужниках в день футбольного матча. Только там белые: «Волги», здесь — черные, прокаленные морозами грузовики.
Быстро проглотили горячий суп, налили чаю в термос под пробку, послушали радио — что там новенького в Париже? — и снова на трассу.
Идем всю ночь, и всю ночь по тундре плавают прожектора машин. Никто не спит, все спешат. Ведь зимник скоро закроется, а грузов еще так много...
В Билибино нас встречают мальчишки. Это уже традиция. Целыми днями они вертятся у диспетчерской местной автобазы. И ни за что не отпустят шофера, пока не узнают, откуда машина, какой марки и что сильней: «Татра» или «Краз»?
Мой Иван для них старый знакомый. Мы только открыли дверцы, а они уже кричат:
— Здравствуй, дядя Ваня!
— Здоровы, щеглы!
— А что такое щеглы?
Милые, милые ребята! И вправду. Откуда же вам, родившимся в этих белых снегах и не видевшим настоящего леса, знать, что такое щеглы!
Помню, на Камчатке у одного мальчика спросили:
— Сережа, ты видел, как цветут яблони?
— Нет. А как цветут яблони?
Был май. И так хотелось взять за руку этого маленького северянина и показать ему сад, где белым-бело не от снега, а потому что яблони цветут...
Но ничего, ребята, придут когда-нибудь и к вам белые яблони. Ведь у человека есть прекрасный талант — всюду с собой приносить тепло. Сейчас белые яблони для вас скорее всего сказка. Но ведь и в сказке таится правда.
Признаться, раньше я тоже слова эти считал милой фразой из нашего детства. И даже снисходительно улыбался, когда вот здесь же, в Билибино, пять лет назад слушал неторопливую речь геолога Игоря Краснова.
— Ты понимаешь, я не просто живу на этой мерзлой земле. Я верю в нее, как верил Юрий Билибин — великий труженик и ученый, когда шагал по болотам из долины в долину, упрямо искал здесь золото. Он прошагал дорогу длиною в несколько лет, но все-таки отыскал громадную золотую долину. Запомни, мир еще услышит о Билибино.
А потом засмеялся:
— Мы такое здесь отгрохаем — закачаются сады Семирамиды....
А я подумал: ну какие еще сады здесь, где мороз как в гигантском холодильнике, где солнце как редкий праздник, здесь, где трепещут на ледяном ветру синие палатки строителей будущего города.
Я снисходительно улыбался, потому что тогда еще не верил, что в сказке таится правда...
Годы прошли, и вот снова я в Билибино. Но вернулся уже не затем, чтоб переночевать в романтичной палатке, усыпанной мохнатыми звездами, а утром снова, как прежде, уйти бесконечной долиной и вместе с геологами слушать тишину в белом снежном море.
Я вернулся сюда с одной лишь целью: самому увидеть ту правду, что пряталась в сказке. Ее люди одели в бетон и гранит и дали обычное имя — атомная станция.
Через час я уже стоял рядом с ней.
...Главный корпус на горной трассе кажется легким и прозрачным. А на самом деле это громадина. Представьте себе бетонный куб длиной сто метров, ширина которого восемьдесят метров. Да и высота тринадцать этажей. Стоит у сопки окруженное древними лиственницами здание, и такое ощущение, будто появилось оно тут по крайней мере лет сто назад. А ведь совсем недавно была здесь просто тайга. Помню, как вздрогнули сопки от первого взрыва, и тысячи лиственниц, сбросив снежные шапки, поклонились черному великану, поднявшемуся высоко в небо. А потом взрывы гремели несколько месяцев подряд.
Вместе с главным инженером строительства атомной станции Евгением Кулышевым карабкаемся на террасу, прыгаем по огромным кускам мерзлой земли, вырванным из сопки. Под ногами среди камней поблескивают прожилки вечного льда.
— Из-за этих вот жилок и терзали землю. Иначе нельзя,
Да, иначе нельзя. Из-за них и та сенсация, которую вызвало во всем мире строительство билибинской атомной. Здесь, за Полярным кругом, где земля вот уже миллионы лет не знает, что такое тепло, где сама земля скорее всего просто лед, лишь прикрытый тонким слоем бурого мха, сооружение это и подвиг науки и подвиг строителей северян.