Наш дед, говорят, мог бы стать музыкантом — каждый дизель для него имеет свой голос.
Но сегодня дед весь черно-белый, как дирижер Большого театра. Днем летчики сбросили ему царский подарок — теплую южную дыню. А уж бутылку коньяка он и сам приберег.
— Двенадцать душ на дыню деда и бутылку рома, — шутит дублер капитана Юлий Петрович Филичев.
Действительно, нас двенадцать человек вокруг одной дыни. Каждый ее кусочек здесь, в Арктике, берешь как чашу с драгоценным нектаром.
— Про эту дыню будешь писать? — спрашивает меня Филичев.— Интересно, настоящая экзотика.
— Вот так всегда — ворчит рядом дед‚— гости только и спрашивают о медведях, полюсе да северном сиянии. Другое их не интересует.
— А что это другое?
— Как что?
Дед поворачивается ко мне и говорит:
— Я бы рассказал, да все равно правду не напишешь. Вот недавно, перед самым отходом из Владивостока, прибегает ко мне девчонка. Я, говорит, для радио репортаж делаю, расскажите чего-нибудь про Арктику. Ну, я сперва, как и надо, про экзотику — льды и прочее, а потом о заботах своих. Так она и хитрить не стала.
— Извините, я ничем вам не помогу. У меня другое задание.
— Я ее понимаю — другое задание. А кто же меня поймет? Кто поймет, наконец, что кончилась, ушла в прошлое Арктика собачьих упряжек? Теперь это огромный промышленный цех.
Дед на секунду умолкает, а потом смеется.
— Правда, по нашему цеху частенько бегают без всяких пропусков и белые медведи. Но нам они не мешают. Нам мешают вполне симпатичные люди, современно одетые, современно подстриженные, но думающие архидревне. Как в русской избе вымораживают тараканов, так вот людей таких сюда бы, в Арктику — может, мысли и посвежели бы. Ведь это же смех один: на наши сложнейшие ледоколы присылают зеленую молодежь. Или штрафников.
Дед машет рукой: мол, что зря говорить, сам видишь.
Он явно настроен критически. Но это не брюзжание всем и всегда недовольного нытика. Слава богу, трудностей дед на своем веку повидал. Дело в другом. Это просто справедливые претензии человека, который хочет, чтобы в его родном доме был порядок, чтобы не было на его корабле никаких скользких прилипал. И я, при всей влюбленности в Арктику, не скажу, что на ледоколе не встретил именно таких типов. Вот некоторые из них. Пользуюсь той же терминологией, какую они употребляют, говоря друг о друге.
1) «Одесситы». Эти знают все: жаргон, и манеры. Себя ставят всегда выше всех и любят, ухмыляясь, говорить:
— Я просто грубый матрос.
Правда, все это с другой целью: мол, думай, старина. Не такие уж мы и простаки. Ну, а роба — это временное явление.
После разговора с «одесситом» появляется единственное желание: пойти почистить зубы. А то оскомина какая-то.
2) «Ваньки». Эти плавают, потому что на земле для них слишком беспокойная жизнь. А здесь тишина. Это апатичный народ. Их наивность и тщеславие просто удивляют. Они часто пишут домой «страшные» письма про морозы и медведей. А в порту получают обратные «охи» и «ахи» всему верящих девчат. Такие «герои» спят и видят себя где-нибудь на селе за длинным столом с водкой, где все, открыв рты, слушают его арктические байки.
3) «Мешки». Эти ни с кем не говорят, никому не пишут. А в Арктику попали — сколотить деньгу. Самый лучший и яркий для них день в месяце — это, когда из Владивостока радио примет ведомость о получке. Тогда они долго стоят в коридоре, изучая цифры и пуская слюни. Складывают, высчитывают — свое, чужое. Тихо расходятся, чтобы встретиться здесь же у новой ведомости.
4) И наконец, «манекены». У этих трубки в зубах, тряпки на шее. Походка скучающего принца. Один из них как-то, шибко навеселе, зашел ко мне в каюту.
— Ты понимаешь джаз? А, ничего ты не смыслишь.
— Давай поговорим завтра, начинаю убеждать я парня.
— Завтра не могу.
— Почему?
— Больше водки нет. А про джаз я говорю, лишь когда пьян.
И побрел дальше искать собеседника.
К счастью, я без всякого приуменьшения скажу: таких единицы. Да и второй раз их в Арктике не встретить. Они бегут отсюда уже в середине первой навигации. А было б еще лучше, если б в пароходствах поняли нашего деда и вообще их сюда не пускали.
Торжество у деда кончается рано. Иным — утром на вахту, а потом — разве могут двенадцать русских мужиков долго сидеть за одной бутылкой коньяку. Желаем деду всех земных благ и расходимся. Одному лишь мне спешить некуда. Долго стою на верхней палубе. Прозрачная северная ночь. Ветра нет. Непривычно тепло. За кормой плывут огни танкера «Москальво». После дыни да еще в такую теплую тишину кажется, что плывешь где-нибудь на юге по туристской линии Ялта — Сухуми. А глянешь вниз: батюшки мои, огромные ледяхи кувыркаются у борта. Пойду-ка я лучше в радиорубку. Сегодня в Москве футбол — финальный матч кубка. Будет репортаж.