С невеселыми думами брожу по Петропавловску. Вверх вниз, вниз вверх по улицам, похожим на волны. Где-то над головой вечерами горит красное ожерелье телевизионной вышки, и прямо к огням ползет машина. Спешить некуда, останавливаешься и долго смотришь, как крутит грузовик, взбираясь по лестнице в небо.
На Камчатке шутят: «Москва — город на семи холмах, а Петропавловск — семь деревень на одном холме».
Явно кокетничают. Город своеобразный и неповторимый, как и многое вообще на Дальнем Востоке. Каждый холм здесь — история, каждое имя — воспоминание.
Па холме, с которого русские батареи сто лет назад отражали нападение английских кораблей, меня чуть не сбил с ног знакомый моряк.
И сразу, без всяких там «здрасте»:
— Почему здесь, не удивляюсь, но почему такой кислый? Переживаешь битву столетней давности?
— Давят сегодняшние заботы,— отвечаю я мрачно, даже забыв обрадоваться встрече с хорошим парнем.
— В чем дело? Деньги нужны?
— Нет, нужно позарез на западное побережье. Пешком не уйдешь. Понял?
— Эх, черт возьми, полагалось бы за встречу по пятнадцать капель, но коли так — жертвую традицией. Беги живо в порт. У холодильника стоит «Кавран» и еще несколько посудин. Как раз идут на Запад.
Капитан «Каврана» говорил:
— Нет, не могу. Понимаешь, морской закон. У меня двадцать три спасательных жилета, а ты будешь двадцать четвертый. Чем я тебя спасать буду? Скажи, чем? Вот видишь — нечем. Извини, браток, не могу.
Капитан говорил еще минут пять, и все о законах.
— Ладно,— наконец подвел я черту. Но сказал это почему-то с угрозой.
Капитан усмехнулся и ушел. Хорошо еще, что не позвал матроса дать мне по шее. Глупо, наверное, получилось.
Иду вдоль причала. Корабельные огни плавают рядом в черной и вязкой, как нефть, воде. Ненасытные чайки даже вечером ныряют с головой в эту нефть, но странно — почему-то остаются по-прежнему белыми.
Эх, жизнь репортерская...
В сказках добрый волшебник приходит на помощь Ивану-царевичу (или просто Ивану) — замечали? — в самую скверную минуту. Казалось, сейчас наш герой погибнет — и вдруг...
И вдруг из иллюминатора корабля, что стоял у стенки, высовывается кудлатая голова моего личного волшебника.
— Что грустим, братишка, али посудину свою прозевал? Давай к нам. На западе встретимся. Перепрыгнешь?
— А можно?
— Да я вижу, ты еще салажонок. Сейчас пойду к кэпу, и все будет ладушки — жили мы у бабушки, кушали оладушки.
Волшебник мой был явно «под мухой». И я подумал, что все это треп разгулявшегося человека.
Но голова скрылась. И я решил подождать просто из любопытства, терять-то все равно было нечего.
Минут через пять меня. окликнули уже с палубы.
— Эй, адмирал, топай сюда, кэп зовет.
По широкой треснутой доске, переброшенной с берега на борт, поднялся на палубу.
— Извини, парадного трапа не приготовили, не ждали — встретил меня мой кудлатый волшебник. — Иди в рубку. И если ты шпион, не говори кэпу, а то не возьмет.
Парень захохотал и крепко хлопнул меня по спине.
На мостике я увидел молодого капитана. На вид ему было не больше двадцати восьми. Одет даже слишком изящно для такого махонького корабля: белая накрахмаленная рубашка, на костюме ни одной складочки. Такими обычно рисуют молодых штурманов с какого-нибудь комфортабельного пассажирского лайнера.
Капитан, видно, устал, хлопот перед отходом (это я знал) всегда слишком много.
Длинные пальцы перебирали карандаши на разложенной карте. Человек этот мне не понравился, может потому, что были у него скучающие глаза, почти не замечавшие меня, а может потому, что сам я был злой, поэтому и подумал о нем зло и с неприязнью: наверное, случайный тип на рыбацком сейнере, спит и видит, как бы смыться с этой пропахшей борщом, селедкой и резиной посудины. А проще говоря — морской пижон, который и моря-то настоящего не видел. В общем, одни золотые нашивки — и только.
Я ждал, что он почувствует мою неприязнь и прогонит меня с корабля, но он бросил карандаши и сказал:
— Так значит, в Бристоле плавали вместе с Калашниковым? А сейчас на каком судне?
Я опешил.
— Это вы ко мне?
— А к кому же? По-моему нас здесь двое.
Пришлось рассказать, кто я и что мне надо.
— Сукин сын Калашников, опять наплел черт знает что,— как-то беззлобно и легко засмеялся капитан,— прибежал, говорит, дружка встретил, надо взять. Ну и парень, хлебом не корми — дай соврать. Ладно, коли пришли — оставайтесь. Только удобств у нас никаких. Будете спать у меня в каюте на диване. Документы покажите старпому. Сейчас отходим. А пока ступайте в радиорубку, там, кажется, прощаются с берегом. Да не обращайте внимания, что ребята выпили, теперь месяцев на пять станут трезвенниками. Договорились? Ну и отлично.