— Хорошо вам здесь, на берегу — обиделся матрос.
— Может, поменяемся? — улыбнулся Борис.
— Нет, благодарю.
— Ну, тогда пошли.
И мы поплыли к пароходу. А океан уже снова прислал льды. И баржа теперь лавировала меж белых островков, как лыжник на крутом и извилистом спуске.
Капитан встретил хмуро и невесело. Видно, тоже не спал эти ночи. Даже и сейчас, разговаривая с нами, косился в океан, где матово поблескивали ледяные поля.
— Вот видите. Опять идут.
— А что же? Веревкой их к полюсу не привяжешь.
— Это точно, — вздохнул капитан. Вот бумаги на груз. Вроде все выбросили.
— Нет, не все, капитан.
— Чего-нибудь не хватает?
— Скажите, капитан, вам в Ленинграде не передавали для нас... елку. Знаете, такую зеленую, и чтобы пахла, как живая.
Капитан искренне удивился:
— Нет, не помню.
— Опять забыли. Третий раз просим — и все впустую. Для них это, конечно, мелочь.
Борис сразу расстроился, закурил и, не глядя, подписал какие-то бумаги. Потом наскоро поблагодарил капитана и, шаркая по палубе, прошел к борту, где качалась баржа. Вслед за ним поплелся и я. Я тоже расстроился, будто вместе с полярниками три года ждал елку, которая пахнет, как живая. Мы уже были у штормтрапа, когда капитан крикнул:
— Викторов, одну минуточку.
Оглянулись оба… Капитан подошел к Борису, покрутил пуговицу на его куртке, — я заметил, что он годится нам с Борисом в отцы,— и сказал:
— Хочешь, я дам манильский канат?
Борис только вытаращил глаза, а капитан, уже догадавшись, что тот ровным счетом ничего не понимает, закричал:
— Боцман, принеси манильский канат.
— Так вот, из этой шутки можно сплести отличную елку. Верь старику, сам крутил в тропиках.— И капитан, растрепав канат, начал показывать, как это делается.
— Капитан — подошел вахтенный штурман — ветер меняется, норд-ост. Льды близко.
— Сейчас, сейчас, — не поднимая головы, ответил капитан и снова к Борису: — Ну вот, видишь, как просто.
А Борька только повторял:
— Спасибо, спасибо — и улыбался, как тогда, утром.
— Боцман, — вновь крикнул капитан — где эта?
— Эта? — почему-то переспросил боцман и сам себе сразу ответил: — Здесь! — Он протянул какой-то сверток.
— Викторов, — сказал капитан, — тебя, кажется, Борькой зовут? Так вот «эта» полярникам твоим к елочке. На Новый год вспомните про мышей, которые льдов как кошек боятся.
И, потрепав Борьку за плечи, протянул бутылку грузинского коньяку.
Боря покраснел как мальчишка.
А потом мы все семеро стояли на берегу и смотрели, как «Комсомольск» быстро выбирает якоря. Теперь до следующего лета сюда уж никто не придет.
Кают-компания на полярке уютна. Смотришь на темно-вишневый резной шкаф и удивляешься, как попал он сюда, за тридевять земель. И вообще обстановка такая, будто дом наш не в Арктике на берегу океана, а где-нибудь в старинном селе под Тулой.
А сколько в доме книг! Самая большая стена — сплошной стеллаж. Здесь Чехов и Стендаль, Маршак и Твардовский Ибсен, Лермонтов, Симонов.
Моряки плавают месяцами, а полярники, бывает, и целый год не видят нового человека. Может, поэтому среди самых первых книг маленький томик — дневник железного Феликса Дзержинского. Именно с этих страниц они в минуты усталости слышат призыв к мужеству.
Теперь, побывав в Арктике, я могу смело сказать: каждый день у полярников полон работы и еще раз работы. А вечером, собравшись как одна семья, ребята жалуются друг другу: сегодня чего-то не смогли, чего-то не успели, хоть и заняты были по горло.
И только ленивые, слабые люди представляют зимовку как сладкое безделье: мол, смотри кино, катай биллиард и слушай изредка Большую землю.
Уверяю, если жить именно так, то даже самый заядлый тунеядец через неделю зачахнет от хандры.
Кто читал «Ледовую книгу» Юхана Смуула, тот, наверно, помнит четверку славных ребят со станции Комсомольская... Они совершенно оторваны от внешнего мира, им не хватает кислорода, но они работают как черти и еще шутят над собой: мол, на Большой земле нам места не хватило.
Таких ребят трудно забыть, но трудно забыть и то, как австралийский писатель Еджин Ламберс, выслушав рассказ Смуула, посоветовал ему написать книгу о том, как четверо людей остаются одни среди вечных льдов, как постепенно в их душе зарождается тяжелая злоба и взаимная ненависть, как они превращают собственную жизнь в ад...
Поэтому не будем утверждать, что Арктика для всех страна дружбы.
Утром на семейном совете решили: сегодня я целый день работаю вместе с Игорем. У нас дежурство в радиорубке.