Короче, записали его, а утром, в четыре часа уже надо быть на плацу.
Сидоров отгладил парадку, зачем-то надел белый ремень и побежал на построение. Побежал-то он, побежал, но видит: навстречу ему идёт его комбат.
— Куда это ты? — спрашивает. Сидоров развёл руками, экнул, мэкнул, снова развёл руками. А от гружёных машин уже кричат: «Сидоров, мать твою, всех задерживаешь, давай!». И тогда Сидоров развёл руками да и побежал к машине, прыгнул туда, а она и рванула сразу. Так вот, комбат бежал за машиной минут пять…
Но это ещё не всё, так что нечего смеяться. Привезли их в дивизию, потом в армию, и, наконец, набралось всего восемьдесят человек — шестеро хотят построить чего-то в Чите, а семьдесят четыре хотят пораньше домой. Но все документы в чемоданчике у сопровождающего майора, хотя в них уже и оттиснуто: «Уволен из рядов вооружённых…». Раньше, говорят, было проще — даёшь офицеру червонец, или бутылку водки, а он отдаёт тебе военный билет. Но майор попался какой-то странный — червонцев не берёт, водки не берёт, коньяку, наконец, не берёт. Борзых щенков — тоже. Сволочь, одним словом.
Тем временем, все восемьдесят человек едут по стране и думают, что делать. В Читу не хочется уже никому — там ещё понадобится две недели вагоны разгружать, чтобы на обратный билет заработать. Ребята были неглупые, в основном москвичи, и наконец придумали. В вагоне устроили драку. Думают, сейчас майор придёт разнимать, а в это время группа захвата с другой стороны вломится в купе майора и захватит кейс с документами.
Пришёл какой-то лейтенант. Его чуть не убили за это. Дерутся, дерутся — никого нет. Не напугали они майора. Зато напугали проводника, и тот, с бригадиром, радировали по линии, что у них полный поезд дембелей, бьются, режутся, сейчас начнут станции громить…
А, надо сказать, год назад на той же дороге была большая неприятность. Команда призывников в драке действительно порезала друг друга.
Итак, начался переполох.
Но наши дембеля ничего этого-то не знают. И очень удивляются, что на каждой станции патруль их не выпускает, только приговаривает: «Вы ребята тихие, но сидите смирно».
Через день, когда за окном появилась плоская однообразная степь, их внезапно выгрузили на каком-то полустанке. Там не было никакой воинской части, кроме лётного училища, и на станцию пригнали курсантов, которые, на всякий случай, старались держать палец на спусковом крючке и тыкать стволом в живот. Очень неприятное это ощущение…
Оказалось, что из Москвы специально прилетел начальник штаба армии генерал-майор Блинов. Он прилетел озабоченный и круглый, похожий на Колобка в генеральском мундире.
— Так, — сказал генерал-майор Блинов. И, увидев широкие лычки на погонах Сидорова, ткнул в того пальцем: «Рассказывай». Сидоров, надо сказать, тоже не дурак был, и поэтому скорчил глупую рожу. Денег, говорит, нет. Кушать хочется. Куда везут — не знаем. Пустите, говорит, дяденька…
— Хорошо, — ответил ему генерал-майор Блинов, — завтра утром разберёмся.
Переспали они на голых нарах, а утром построились на плацу. Вышел перед ними генерал-майор Блинов и сказал:
— Так. Все едем в Читу. (Пауза). А вот эти… — и он начал читать фамилии, как раз по одной с дивизии, — и среди них Сидоров с удивлением заметил свою, — эти — поедут назад, отсидят десять суток на губе, а потом будут возвращены в часть и отпущены последним эшелоном!
Тут Сидоров вслух произнёс: «Конец!» То есть произнёс-то он совсем другое слово, и не потому что он боялся губы, а потому что представил себе встречу с комбатом — тем самым, который бежал целых пять минут за машиной.
Ну, привезли их, обрили… И тут генерал-майор Блинов улетел обратно в Москву. А потом выяснилось, что всех этих лысых дембелей и кормить-то как-то не с руки, потому что они уже у-во-ле-ны. Так, через трое суток, Сидорова поставили перед воротами губы, и лично начальник караула пнул его в зад сапогом, втолкнув в мирную жизнь.
Не сказать, что рассказ незнакомца произвел фурор. Бантыш уже заснул, Вовка пошёл чистить зубы, так что дослушали до конца только девчонки и Лёня, про себя думая так: «Вот человек, который собой доволен, человек, который удачлив и знает что делать, не то что я».
С этой мыслью уснул и он.
Проснулся Лёня ночью. Всё вокруг грохотало. Звякали кружки на столе, с металлическим звуком билась о стенку лямка рюкзака, что-то скрипело и перемещалось в вагоне.
Стукнувшись лбом о багажную полку, Лёня начал надевать штаны.
— А мы-ка пописаем, пописаем, — приговаривал Лёня в поисках своих страшных горных ботинок.