Глава 25. Маленькая ложь
Первый осенний туман легко опустился на землю в это раннее утро. Ночью шел дождь, и начало дня заполнилось прохладной свежестью. Долгое жаркое лето наконец осталось позади; его преемница уже расцветила желто-золотым широкие овальные листья вязов и сбрызнула багряно-красным густые кроны величественных буков. Город готовился к празднику сбора винограда, украшая дома венками из кедра и можжевельника, запасаясь большими деревянными бочками и стеклянными бутылями. Жители уже вовсю спорили по поводу того, кто из танцоров победит на сей раз - Майрон или Ериас. В прошлом году Майрон обошел соперника, исполнив несколько ловких трюков, но нынче тот не собирался сдаваться так просто, и готовил свой танец еще с весны. Зрелище обещало быть стоящим, и мудрые старики, и матери с малыми детишками, и зрелые мужи, и юные девицы, и господа, и слуги - словом, все горожане без исключения собирались сегодня на главной площади - кто-то, чтобы сразу забрать деньги за выигранный спор, кто-то перемолвиться словечком с давно не виданными знакомыми, ну, а кто-то и просто так, поглазеть. Единственным, кого здесь не ожидалось, был правитель Атлантиды, Эвмел. Он недолюбливал подобные увеселения, считая их никчемным развлечением, и предпочитал проводить время с пользой, погрузившись с головой в разбирательство важных бумаг и писем из соседних государств. Эврифея, получившая приглашение еще с вечера, шла под руку со своим возлюбленным, но это её нисколько не радовало. Царь не шутил, как обычно, не делал комплиментов; он словно выполнял некую тягостную обязанность, и по лицу его изредка пробегала хмурая тень. Они прошли по каменному мосту над шумящим водопадом, свернули в крохотный переулочек, где со всех сторон их обступили еще зеленые липы с их сердцевидными листочками, и вышли к неподвижному пруду, заросшему ивняком, вдоль которого вилась дорожка, вымощенная серым и красным камнем. Здесь находилось несколько портиков с акротериями в виде вьющихся и переплетающихся растений, выложенных из серебра. Возле колонны, изображавшей Клейто с венком из маленьких роз в руках, небрежно привалясь к основанию, сидел аэд (*странствующий певец, прим. автора). Через плечо его была перекинута перевязь, удерживающая формингу, из четырех струн которой странник извлекал мелодичные звуки. Властитель думал об ушедшем флоте и о том, что атлант не отпустил брата на войну, думал о блистательных победах, которые совершатся без него. Но больше всего мысли Тартеса занимала та, что шествовала рядом с ним - и ее появление в Золотом дворце, оставшееся никем не замеченным. Никем, кроме него. Тяжесть этого воспоминания совсем раздавила царя, когда он услышал тихую музыку. Тарт остановился и прислушался, выпустив ладонь Эврифеи из своей. Город молчит. Умытый первым утренним дождем, Не пробужденный солнечным лучом, В осеннем поцелуе тихо спит. А ты уйдешь. Теряясь в пустоте ночных дорог. Я знаю, не вернуть тебя из снов, Я знаю, нам не быть с тобой вдвоем... По лицу архонта словно прошла болезненная судорога; он ничего не сказал, ожидая окончания песни. Но певец отложил инструмент в сторону и завел локти за голову, сладко потягиваясь. И только тут заметил их. - Хо-хо, - добродушно приветствовал пару аэд, - я-то уж думал, пою своей музе. Но муза, очевидно, решила послать мне добрых людей с добрым кошельком! Не угодно ли молодому господину пожертвовать пару лепт бедному человеку? - Кто ты? - спросил Тартес, бросая ему золотой. - Я прежде никогда не слышал таких песен... и такого слога. Ты издалека? Музыкант поймал монету в воздухе, попробовал на зуб и поклонился: - Вы очень щедры, юноша! Я действительно издалека, из старых северных стран, прошел немало равнин и пересек не один ручей и даже целое море, прежде чем добраться сюда. Зовут меня Филасеос (*друг богов), и я рад, что родители дали мне это имя, ибо боги и вправду благосклонны ко мне, коль послали такую замечательную встречу. - Зачем же ты так много путешествуешь? - задумчиво промолвил Тарт. - Верно, приехал взглянуть на сокровища Атлантиды? - Я ищу не золото, и даже не серебро, - усмехнулся путник, - и хотя великолепие вашей страны не поддается никаким описаниям, я приехал сюда не за ним. Мудрость - вот главная моя нужда, да слова для куплетов, больше мне ничего и не нужно. Но вы не назвали себя? - Я Тартес, архонт Юго-восточного надела, - ответил правитель, - а эта прекрасная, словно свет зари, девушка - моя невеста Эврифея. Странник упал ниц. - Простите, светлейший, мою глупость, - пробормотал он дрожащим голосом, - что обращался как к равному себе. - Встань, аэд, - повелительно сказал Тартес, - ты сочиняешь великолепные песни, и я надеюсь увидеть тебя сегодня на центральной площади. Пойдем, Эврифея, а то пропустим все представление. - И он увлек её за собой. На миг, самый короткий миг ему захотелось поменяться местами с этим оборванным, потрепанным чужаком, превратиться в такой же странствующий ветер и петь странные, соленые от слез напевы. Не мыслить о потерях и будущей боли, о страданиях других и собственных колебаниях. Но слабость промелькнула, растаяв, словно утренний туман, и Тарт опять стал собой - юным, но уже умеющим справедливо судить других владетелем. Складки на лбу царя разгладились, и его невеста, почувствовав перемену, осмелилась наконец спросить: - О мой повелитель, ты с самого утра пребываешь в дурном настроении. Кто посмел перечить тебе и привести в такое недоброе расположение духа? Вместо ответа юноша повернулся к ней и взял ее за плечи. - Скажи, любовь моя, как часто ты бываешь в Золотом дворце? - Ты ведь знаешь ответ, - недоуменно ответила та, - я была там дважды, и оба раза с тобой. Но почему ты спрашиваешь? Губы Тарта горько искривились. - Потому что я видел тебя там два дня назад. После того, как я сопроводил свою будущую супругу домой, она отчего-то решила навестить моего брата под покровом ночи. К кому ты приходила, Эврифея? Ты покрыла мое имя позором? Девушка сначала остолбенела, но быстро взяла себя в руки и неискренне рассмеялась. - Ах, вот почему ты так недоволен, возлюбленный мой. Сестра моего отца, Халара, сильно заболела, и он отправил меня во дворец за травами, растущими в вашем саду. Лекарь мудрейшего дал мне все нужное - да продлит Посейдон его века - и Мелет быстро пошла на поправку. Архонт озадаченно нахмурился. - Но отчего ты не попросила меня? - скорее разочарованно, чем гневно, проговорил владетель. - Я бы послал слуг, и уважаемая Мелет получила бы лекарство гораздо раньше. - Я не знала об этом, пока не явилась домой, - уклончиво отвечала Эврифея. - И потом, мне вовсе не хотелось беспокоить тебя. Тартес недоверчиво смотрел на ту, что должна была совсем скоро преклонить колени перед алтарем рядом с ним, и его мучили сомнения. Не лжет ли она ему? Почему Халар заставил ехать родную дочь, ведь куда проще было снарядить помощника? Девушка стояла перед ним, закутанная в свою божественную красоту, и в ее темно-синих, цвета грозового неба, глазах, плескалась верность и любовь, но светлейший чувствовал, что не все было сказано, что должно. Тот, кто приказал ей явиться во дворец тем вечером, явно имел над Эврифеей большую власть, чем жених. Тарт сдался и переплел замерзшие пальцы красавицы со своими - сильными и горячими. Недалеко запел рог, возвещая о начале виноградной пляски. - Поспешим, - улыбнулся, как мог, архонт, - мы еще можем успеть к началу. «Я обязательно выясню, что стоит за всем этим, Эврифея».