Холодные пальцы девушки испуганно дрожали, вцепившись изо всех сил в руку Тартеса. Сама Эврифея, и без того светлокожая, сейчас была белее мрамора храмов Атлантиды. Но Тарту было не до возлюбленной. Он смотрел, не отрываясь, на бледные губы брата, из которых доносился шепот, тихий, словно шелест опавшей листвы. Последние слова клятвы отзвучали среди торжественных стен святилища Матери. Тартес торопливо связал два лавровых венца белой лентой. Полулежавший на полу Эвмел откинулся назад. Глаза его лихорадочно блестели.
Дворцовая стража скрестила дори* (*длинные трехметровые копья, обычно выполненные из ясеня). - Назовите себя, - потребовал старший из них. - Владетель Четвертого надела, седьмой архонт Великого совета Гадер, - ответил царь, в спешке опуская все свои длинные титулы. Гоплиты переглянулись. - Вас приказано задержать, архонт Гадер, - они синхронно зашли ему за спину и взяли за локти. Владыка почувствовал, как по затылку потек липкий, неприятный пот. - Кем приказано? - Владетелем Эвмелом, - тот, что поменьше, пожал плечами, и на секунду отпустил его. Этого оказалось достаточно. Архонт коротко замахнулся, не глядя назад, и врезал острием локтя стражнику в горло. Захрипев, копейщик повалился навзничь. Старший оказался более прытким - он успел дотянуться до висевшего на боку рога и даже поднести его к губам. Гадер от души пнул гоплита по голени. Наклонился, перехватывая рог, и воткнул его узким концом тому под дых. - Вы простите, - сочувственно сказал царь, перешагивая через лежащую на галечнике охрану, - но уж больно я тороплюсь. Во дворце никого не было - словно все слуги разом сделались невидимыми. На камнях у входа что-то сверкнуло. Гадер наклонился - маленькая белая жемчужинка. - Они в святилище, - прошептал он, и ринулся в рощу. Архонт проклинал себя. Не надо было взваливать эту ношу на юного Тартеса. Мальчик ничего не стал рассказывать Эвмелу. Следовало еще вчера, самому, ехать в Золотой дворец. Нужно торопиться. Может, Эвмел еще успеет погасить брошенную спичку, пока не вспыхнул пожар. Он заставит его выслушать... во чтобы то ни стало. Гадер добрался до колоннады Клейто как раз в тот момент, когда из-под земли раздался нарастающий гул.
Глава 43. Последние из атлантов
На тихом песчаном берегу, рядом с морскими воротами, справа от рыночной площади, играли двое маленьких детей. Мальчик, одетый как настоящий загорец - в теплые шкуры, несмотря на стоявшую теплую погоду - и синеглазая кроха-атлантка. Волны, одна круче другой, с силой набегали на серую полосу галечника и окатывали детей солеными брызгами. Они смеялись и бросали мелкие камешки в простиравшееся перед ними море. Неподалеку взрослые, торговавшие сладким липовым медом и мехами, бранили неудачный день. - И куда их понесло в такое тепло, - седоволосый загорец с круглым животом шумно отпил из резной деревянной чаши. - Ни одного горшка меда не купили с утра. А уже полдень - вон как солнце высоко встало. - Боги, видать, позвали, - усмехнулся его сосед. - И наши тоже... Говорят, жрец какой-то объявился на главной площади и вещует, мол, бросайте ваши тележки-повозки, да айда за мной. В домах богачей полно золота отыщется, на всех хватит. А кто ж его делить будет, золото-то эт-та? Сам, небось, и приберет к ручонкам своим все... Толстяк согласно закивал и со стуком поставил сосуд на крепко сбитую ясеневую лавку. Вытер тылом ладони рот, и, оглядываясь по сторонам, наклонился к соседу: - Бунт, слыхал, будет... И ты, вона, тоже говоришь чего... Как бы нам чего не досталось. Может, уехать, пока не поздно, а? Как думаешь? Торговец средних лет с водянистыми, чуть навыкате глазами, не успел ничего ответить. С песчаной прибрежной полосы донесся громкий детский визг. Толстяк недовольно поморщился, что его перебили, и обернулся. Рот его по-рыбьему округлился, и слова, рвущиеся наружу, застыли в глотке. Высокие медные ворота, раньше высившиеся из воды на две трети, теперь были видны полностью. Внизу створки потемнели от времени и покрылись зелеными водорослями, опутавшими их, словно спрут своими длинными щупальцами. На обнажившемся морском дне трепыхались, заглатывая воздух, десятки рыбин с ладонь величиной. Дети размахивали руками, прыгая на месте, и кричали, показывая на бьющихся среди вязкого ила жителей подводного царства. Мальчик из Загорья и девочка-атлантка. - Что это? - удивленно спросил торговец. От берега повеяло свежим ветром. - Боги разгневались, - полный затрясся, щеки его покраснели от испуга. - Говорю тебе, бежать надо отсюда... Он не договорил. Ледяная вода высотой в десять плефров (*1 плефр=29,6 м) обрушилась на длинную песчаную полосу, сметая все на своем пути. * * * Месония смотрела в окно, когда сзади послышался звон. Недоуменно обернулась. Серебряный фиал тончайшей работы, созданный лучшими мастерами Ливии, лежал на боку в красной винной луже. - Странно, - Месония нахмурилась. Обошла лужу кругом. Как чаша могла упасть? Она точно помнила, что поставила ее далеко от края. Пожав плечами, Месония взяла в руки колокольчик, намереваясь призвать слуг, и нечаянно оперлась о стол. Тотчас же почувствовала, как еле ощутимо дрожит под рукой деревянная гладь. Похолодев, отпрянула. - О Матерь! И бросилась к дверям. Слишком медленно. * * * Небольшая квадрига летела по вымощенной булыжником дороге. Халару не было нужды подгонять возницу - тот прекрасно знал свое дело. Сейчас они обогнут статую Посейдона, пересекут дубовую рощу и он будет дома. Месония, преданная дочь, наверняка уже ожидает отца вместе с сестрой. Своенравный морской бог, грозивший небесам длинным трезубцем, казалось, задрожал в ярости. Его правая рука, державшая алебастровое древко, дернулась и обрушилась на проезжавшую мимо колесницу. * * * Озверевшая толпа добралась, наконец, до дворца Местора. Выбежавших навстречу слуг архонта многосотенной массой втоптали в красные мраморные ступени крутой лестницы, ведущей наверх. Двери в покои выломали почти сразу же. Возбужденные вседозволенностью люди хватали шелка, нарядные одежды, рвали, топтали их. Золотые подносы отправлялись прямиком в окна, хрупкие стеклянные сосуды бились тут же. Они даже не услышали предупреждающего подземного гудения. * * * Гадер прильнул к одной из белоснежных колонн с серебряной пальметтой наверху и замер. Гул резко оборвался. Те, что были внутри, тоже услышали странный звук. Эврифея вздрогнула, и, выйдя из оцепенения, схватилась за руку супруга. Тартес непонимающе прислушивался. Эвмел открыл глаза. - Отец предупреждал меня... - тихим, бессвязным голосом произнес он и запрокинул голову назад. Кожа всесильного правителя теряла цвет с каждой секундой. Уголок обескровленного рта дернулся и затих. - Надо позвать лекаря, - Тартес нагнулся к нему. - Брат! Ты слышишь меня? - Не... выходи... никуда... - с трудом дыша, отозвался Эвмел. Сознание все еще не покинуло тело атланта. Тартес беспомощно двинулся. - Ты умираешь, - с отчаянием воззвал он к остаткам рассудка владетеля. - Нам нужна помощь. Правитель молчал. Гадер снаружи слышал, что сказал Тартес, но не смел шевельнуться. Он видел, как сильно качаются деревья в роще Матери, видел, как обрушилась рука высокого Посейдона далеко отсюда, за несколько десятков стадий от Золотого дворца. Видел, как морские волны захлестнули высокие врата Атлантиды. Царь отстраненно смотрел, как, точно игрушки в руках великана, разваливаются дворцы девятерых архонтов, и как сверху их под своей толщей погребает вода. Там, где виднелся Четвертый надел, блистающие аврихальком шпили его собственного пристанища словно сложились пополам. Но главные храмы равнины все ещё вонзались в небо распростертыми белыми крыльями. Атлантида, могущественное государство, достигшее небывалого величия, словно сопротивлялась своей гибели. * * * Легкая зыбь прошла по стенам святилища. Тартес, не заметив этого, повернулся к своей жене. - Я взгляну, что там происходит, и позову лекаря. Побудь с ним, возлюбленная моя. Испуганная Эврифея кивнула в ответ. На черных бархатных ресницах теснились непрошенные слезы. Архонт шагнул к двери, когда столпы, поддерживающие крышу храма, задрожали. Вокруг золотых акротериев появилось чуть заметное сияние. Потолок из слоновой кости двинулся вверх и раскрылся, словно огромный цветок лилии. Открывшееся взглядам небо быстро темнело, набираясь спелого сливового цвета. На агатовом бархате ночи замерцали первые звезды. Резко похолодало. Тартес изумленно взирал на происходящее. Эврифея прижалась к нему, вся дрожа. Высокие стены вспыхнули тысячами радужных огней.