Луис Сепульведа
Из книги «Магринальные истории»
ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ
Утром почтальон принес мне пакет. Я открыл его. Это был первый экземпляр
романа, который я писал, думая о моих трех маленьких сыновьях. О Себастьяне,
которому одиннадцать лет и о близнецах Максе и Леоне, которым по восемь.
Писание этой книги было выражением любви к ним, к городу, в котором мы были
глубоко счастливы – Гамбургу, и к центральному персонажу – коту Зорбасу,
огромному толстому и черному коту, который в течении многих лет был
товарищем наших мечтаний, сказок и приключений.
И в момент, когда почтальон вручал мне этот первый экземпляр романа и я
чувствовал счастье, видя собственные слова, бережно разложенные по страницам,
Зорбас был у ветеринара, из-за болезни, которая сначала лишила его аппетита,
сделала грустным, вялым и в конце не давала ему дышать. Днем я пошел забирать
его и услышал страшный приговор, - к сожалению, у вашего кота развитая стадия
рака легких.
В последних строках романа говорится о глазах благородного, доброго портового
кота, потому что Зорбас – это все это и многое другое. Он пришел в наши жизни с
рождением Себастьяна, и со временем этот кот стал нашим товарищем, любимым
нами четвероногим мелодично мурлычущим товарищем.
Мы любим этого кота, и во имя этой любви я должен был собрать моих детей,
чтобы говорить с ними о смерти.
Говорить с ними о смерти – смысл моей жизни. С ними, такими маленькими,
такими чистыми, такими наивными, такими доверчивыми, такими благородными,
такими щедрыми. Я боролся со словами, пытаясь найти наиболее уместные,
чтобы объяснить им эти ужасные истины.
Первая, что Зорбас, по закону, который не нами придуман, и которому тем не
менее все мы должны подчиниться даже за счет нашей гордости, умрет как всё и
все умирает. И вторая – что от нас зависит избавление его от смерти жестокой и
мучительной, потому что любовь заключается не только в достижении счастья
любимого нами существа, но и его избавлении от страданий и сохранении его
достоинства.
Я знаю, что слезы моих детей будут сопровождать меня всю мою жизнь. Каким
бедным и жалким чувствовал себя я перед их беззащитностью. Каким слабым
казался я себе перед невозможностью разделить с ними их справедливое
возмущение, их неприятие, их взывания к жизни, их проклятия в адрес бога,
который ради них и только ради них, может считать меня своим верующим, их
надежды, к которым они обратились со всей чистотой людей в их лучшие
моменты.
Мораль – это атрибут человека или его изобретение? Как объяснить им, что наш
долг в том, чтобы сохранить достоинство и цельность этого исследователя крыш,
авантюриста садов, ужаса крыс, лазателя по каштанам, драчуна дворов, залитых
лунным светом, вечного обитателя наших бесед и наших снов?
Как объяснить им, что есть болезни, при которых необходимы тепло и компания
здоровых, но бывают и другие, заключающиеся в сплошной агонии, сплошной
позорной и страшной агонии, единственный признак жизни при которой –
страстное желание умереть?
И как ответить на это беспощадное «почему он»? Да. Почему он? Наш товарищ
прогулок по Черному лесу. Такой котяра! Люди начинали шептаться, видя его
мчащимся наперегонки с нами или сидящим на раме велосипеда. Почему он? Наш
морской кот, плававший с нами на яхте в водах Каттегата. Наш кот, который, едва
только открывалась дверца машины – запрыгивал туда первый, радуясь
предстоящей поездке. Почему он? Для чего мне нужен опыт всей жизни, если я не
смог найти ответа на этот вопрос?
Мы сидели вокруг Зорбаса, который слушал нас с закрытыми глазами, доверяя
нам, как всегда. Каждое слово, пресеченное плачем, падало на его черную шерсть.
Мы гладили его, подтверждая, что мы с ним, говоря ему, что эта любовь, нас
соединяющая, подводит нас к самому болезненному из решений.
Мои сыновья, мои маленькие товарищи, мои маленькие мужчины, мои маленькие
нежные и твердые мужчины, прошептали свое да, что Зорбас получит этот укол,
который позволит ему уснуть и видеть сны о мире без снега, с дружелюбными
псами, широкими залитыми солнцем крышами и бесконечными деревьями. И с
кроны одного из них он будет смотреть на нас, чтобы напомнить нам о том, что
он никогда нас не забудет.
Я пишу это уже ночью. Зорбас, который еле дышит, отдыхает у моих ног. Его
шерсть блестит при свете настольной лампы. Я глажу его с грустью и бессилием.