— В каком храме?
— Да вот, в Дабэйсы. Чтобы быть к нему поближе, — он указал на могилу и, не дожидаясь моего вопроса, пояснил: — Рядом с ним. Каждый день прихожу его проклинать!
Не помню, о чем мы еще говорили и говорили ли мы вообще. Да и важно ли это! Я шел по склону горы, усыпанному опавшим золотом осени, и солнце садилось у меня за спиной. Я не смел оглянуться. Все боялся увидеть те клены. Их красные листья так напоминали кровь!
СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ
Когда я вспоминаю детство, на память мне приходит цветок — красивый большой бутон на тонком стебельке. Под теплыми лучами весеннего солнца он раскрывает свои прелестные алые лепестки, открывая золотистую сердцевинку. Этот цветок — я сама. Случалось, я грустила, но грусть была мимолетной, как утренняя заря. Заря тоже прекрасна, как солнце, но не такая яркая. Пасмурные дни моего детства я помню смутно. Да, небо иногда темнело, и начинался дождь. Но и эти мгновения вспоминаются мне прекрасной радугой, скачущими по воде водомерками и цветами с жемчужными капельками на них. Совсем еще ребенком я поняла свою прелесть и очарование. Я была умнее сверстников — вернее, имела возможность быть умнее. Ничего особенного делать я не умела, да и зачем мне было этому учиться. И все же я слыла умной. Пожалуй, потому, что за меня все делали другие, стоило только слово сказать. В общем, моего ума хватало на то, чтобы заставить других на себя работать, а потом оценивать плоды чужого труда. Окружавшие меня люди все были ниже меня, потому и подчинялись, и глупее — чего же мне было ждать от них? Превосходство в положении давало мне превосходство и в уме. Но я не желала об этом думать: я верила, что и в самом деле очень умна. Я не только купалась в солнечном свете. Я сама была маленьким солнцем, посылающим прекрасные теплые лучи. Я сама излучала сияние.
Мои родители и братья были умнее и достойнее других. Но даже они не могли со мной сравниться. Отец имел только одну такую дочь, у братьев была только одна такая сестра. Они считали меня сокровищем, ниспосланным самим небом. Мне должны были повиноваться даже родители. Я всегда оказывалась права. И если вдруг оступалась на ровном месте, они спешили наперебой наказать виновную в этом землю. Стоило мне сказать, что яблоко укусило меня в губу, как они принимались хором бранить негодный плод. Но я не испытывала никакой признательности — все должны были мне повиноваться. В этом мире все должно быть так, как я хочу.
Детство в моих воспоминаниях — это ласковый солнечный свет; это цветок, играющий на ветру всеми красками. Помнится, однажды я заболела, совсем несерьезно. Но из-за болезни меня еще больше избаловали. Она принесла мне легкие, скорее даже сладостные страдания и какую-то особую любовь окружающих. До сих пор помню прозрачные леденцы, от которых почти приятной становилась горькая микстура. Во время болезни меня лелеяли, как тепличное растение, еще более очаровательное в своей слабости.
Поступление в школу — событие довольно знаменательное в жизни человека. Бывают во время учебы горькие минуты, но благодаря горячей любви родителей и покровительству учителей я помню лишь свои победы. Еще в начальной школе я чувствовала собственное превосходство. Не испытывая робости перед посторонними, пела при них, танцевала. Мои, наряды были самыми красивыми, мои успехи — самыми блестящими. Случалось, я не могла выполнить какое-нибудь задание, тогда, разумеется, его делал кто-то из домашних, и самая высокая оценка неизменно была моей. За свои успехи в учебе я постоянно получала похвалы не только от родных, но и от знакомых. Частенько мне выпадала честь нести фату новобрачной или корзину с цветами. Я научилась не спеша передвигаться, глядя на носки туфель, чувствуя при этом, как пылают мои и без того пунцовые щеки. И мои игрушки и школьные принадлежности — все говорило о том, что я живу в роскоши. Я была непомерно горда, что, впрочем, не мешало мне проявлять щедрость: сделать подарок тому, кого я особенно любила. В гневе я могла расшвырять и перебить что угодно — пусть все знают мой нрав.