Где-то снова заплакал ребенок. Похороны — не место для ребенка, подумал он. Он не был уверен, почему он так подумал, даже не был уверен, что это правда. Кладбище — это не ясли и не игровая площадка. Но, опять же, он мог ошибаться. Он готов был поклясться, что детей водят на кладбище с ранних лет.
Посреди толпы на стуле сидел Чарли, его лучший друг и причина, по которой Блейк побил свой рекорд непосещения похорон. Это была жена Чарли, которая умерла, врезавшись на машине в дерево после аневризмы. Быстро, полагал он, и почти безболезненно, но смерть ужасна, хотя и переносится на ангельских крыльях. Чарли был одним из тех, кому Блейк солгал о происхождении своего имени.
— Да-да, в честь поэта, знаешь такого? Мои родители возлагали на меня большие надежды.
Врал без особой причины, поскольку Чарли вряд ли был литературным знатоком. И именно эта бессодержательная ложь и отсутствие доверия, которое она выдавала, всегда заставляли Блейка сомневаться, способен ли он вообще на близкую дружбу.
Чарли плакал с приоткрытым ртом, не издавая ни звука. Он делал это с тех пор, как приехал Блейк, поэтому Блейк до сих пор ничего не сказал ему и не смог прикоснуться к нему. Похлопать по плечу, в знак поддержки, посильней сжать руку. Как ни печально признавать, смерть жены Чарли не была большой неожиданностью. Она слишком много пила и слишком много ела, придавалась излишествам, и видимо плохо водила машину. Люди говорили, что Чарли с супругой — были особенной парой. А самого Чарли трудно понять, но Блейк не находил в нем никакой загадки.
"В лесах вечной смерти, крики в дуплах деревьев".
Это происходило от того, что он слишком долго и глубоко смотрел на вещи. Слишком много думает, сказал бы его отец, который чаще всего жаловался на сына. Ужас от увиденного может сделать вас мистиком или пьяницей, в зависимости от вашего темперамента.
Маленькие дети и младенцы населяют большую часть иллюминированной поэзии Уильяма Блейка. Песни невинности. Песни опыта. Обычно у них были неземные выражения, небесные цвета, вероятно, из-за их недавнего контакта с невидимым миром. Крики ребенка были уже неслышны, но он все еще чувствовал их в воздухе, они собирались, ждали.
Блейк мог слышать беззвучные крики Чарли, вырывавшиеся из жуткого открытого рта, слегка разинутого, губы с одной стороны толще, чем с другой, как будто там что-то пряталось. А над ртом — распухшие щеки, изменение костной ткани, эволюция, вызванная горем настолько глубоким, что в любом другом контексте Блейк никогда бы не узнал Чарли. Блейк всегда знал это, но, наблюдая за Чарли, он понял: те, кого мы так сильно любили, похоронены в наших лицах.
Позади Чарли шел старик, положил мясистую руку ему на плечо, наклонился и что-то прошептал, но выражение лица Чарли не изменилось, и старик пошел дальше, пробираясь сквозь неподвижных, как камни, скорбящих.
Блейк не узнал в этом человеке никого из тех, кого он видел раньше, и все же он узнал в нем все. Старик с исхудавшим лицом, бродящий практически незамеченным среди чужих и родных, ибо он — "король гнилого дерева и костей смерти".
Когда тому, другому Блейку — поэту и известному шизофренику — было четыре года, он увидел лицо Бога в своем окне. Однажды он нашел пророка Иезекииля в полях возле своего дома. Однажды днем в десятом классе он пошел в лес и обнаружил дерево, полное ангелов. Он видел, как дух его брата Роберта улетел сразу после его смерти.
"Я смотрю сквозь него, а не вместе с ним".
За каждым объектом в реальном мире Блейк представлял себе дух, для которого видимый объект был лишь символом.
Когда этот Блейк — такой же неуверенный в том, как обычно представляется мир, — учился в колледже, он разглядывал кору деревьев, пока не представил, что видит вибрацию отдельных клеток, свет, который струится вверх от корней и в конце концов попадает на отдельные почки и листья. На короткое время мир открылся перед ним, как на картине Ван Гога, но в конце концов этот опыт так напугал его, что он перестал смотреть.
Теперь Блейк повернулся спиной к собравшимся скорбящим и попытался пройти к тому месту, где он в последний раз видел старика. Это было очень вовремя, поскольку священник начал говорить о жене Чарли в тех общих и ритуальных выражениях, которые предназначены для мертвых незнакомцев.
Ребенок снова захныкал, звуки были еще более жалобными, чем прежде. Возможно, по таинственному поведению взрослых он понял, что происходит что-то печальное, что-то очень эмоциональное. Или, возможно, ребенок потерялся, заболел или находится в реальной опасности. Блейк должен был что-то предпринять, предупредить других о существовании этого расстроенного ребенка, если они еще не заметили. Но он ничего не сделал. У ребенка, вероятно, были мама и папа, и если Блейк не уйдет сейчас, он никогда не найдет этого старика.
Блейк подумал, не видела ли Элли его ухода, и это, в свою очередь, вызвало беспокойство, что она может подумать, будто он убегает от Чарли, когда тот больше всего в нем нуждается. И это безотчетно привело к тому, что он представил, что бы он чувствовал, будь он на месте Чарли, и именно Элли умерла тем ужасным тайным способом, который может забрать любого и в любое время.
Он предполагал, что для некоторых людей развод позволяет спастись от такого горя, но он никогда не переставал любить Элли. Она просто не могла справиться с тем, что он видел в мире, и он, конечно, мог это принять. Неужели моя душа потеряла сознание от этих представлений о смерти…
— Эй, подождите! — старик остановился в небольшой рощице деревьев, под навесом которой лежало несколько древних белых надгробий, покрытых черно-серыми пятнами плесени.
Похоже, они были собраны здесь не случайно, забытые или отслужившие свое.
— Они потеряли свои могилы плиты — такое случается, — сказал старик, словно читая его мысли. — Иногда старые карты теряются, записи о зарегистрированных захоронениях уничтожаются, а эти маленькие камни так и манят детей их передвинуть. Думаю, администраторы не возражают — это позволяет им повторно использовать дорогие участки земли.
— Кто вы, черт возьми, такой? — нервы Блейка, казалось, стали жидкими, стекая по рукам и ногам.
Затем он понял, что они начали разбрызгиваться. Он придвинулся ближе к старику под деревьями, хотя по-прежнему не мог ясно разглядеть его лица. Дождь шумел в листьях над головой.
— Я просто старик, который часто бывает на похоронах. Уверен, вы уже слышали о таких, как я: старики и все эти похороны. Это дает тебе занятие, способ скоротать время. И, конечно, это никогда не прекращается. Круговорот жизни, так сказать.
Вдруг ребенок закричал, крики вырывались с прерывистым дыханием. Блейк в панике огляделся. Он должен был что-то сделать. Кто-то должен был что-то сделать. Бедное дитя, требует внимания и заботы!
Дождь лил с нарастающей силой. То тут, то там он пробивался сквозь листву и ударял по камням, окрашивая их в темный цвет. Блейк обернулся в поисках всех участников похоронной вечеринки, размышляя, может ли он доверить Элли увести своих девочек от непогоды, и тут же устыдился своих сомнений. Однако они, оказалось, все еще стояли на улице, их образы небыли нарушены ливнем.
— Мне пора возвращаться, — сказал он, но не двинулся с места.