Как и было предусмотрено, к месту сражения мы вышли в полночь. Стараясь не выдать себя, стали окружать имение. Нужно было подойти к нему как можно ближе и по сигналу начать атаку. Неожиданность удара должна была парализовать охрану. Поэтому мы рассчитывали обойтись без потерь.
Долгое время, продвигаясь ползком, мы из-за тумана и темени не могли ничего разглядеть даже в каких-нибудь двух метрах. Рядом со мной полз один серб. Я несколько раз видел его в деле, и потому его присутствие придавало мне смелости. Глаза у меня болели от того, что приходилось постоянно напрягать зрение и вглядываться в темноту. Я уже подумал, что мы заблудились и что впереди нет никакого имения. Но приказ есть приказ. Справа и слева ползли другие партизаны, и я чувствовал их готовность в любую минуту подняться в атаку.
Вдруг я увидел впереди что-то, напоминающее человеческую фигуру. Наверное, это был часовой. Я подполз к сербу и легонько толкнул его локтем. Он замер и тоже стал напряженно вглядываться в темноту. Мы подползли ближе. Да, это был часовой. Он стоял к нам спиной. Мы вплотную приблизились к нему и уперли дула автоматов ему в спину. Мой товарищ шепотом приказал:
— Руке у вис!
Солдат, медленно поднимая руки, осторожно обернулся и взволнованно спросил:
— Вы партизаны?
— Партизаны!
— Наконец-то, — с облегчением вздохнул он. — Мы вас давно ждем.
Примерно такой же разговор мы услышали недалеко от нас. Солдаты решили присоединиться к партизанам, они знали, что мы рядом, и ждали нас.
Уже через десять минут партизаны и солдаты обнимались. В имении мы обнаружили сложенные пирамидой винтовки. Несколько офицеров лежали на полу — связанные и обезоруженные.
Один солдат в очках, высокий, светловолосый и худой, кивнув в сторону связанного начальства, сказал:
— Полюбуйтесь на них! Они почти все такие. Хотя и понимают, что больше никому не нужны и не могут управлять, но не хотят добровольно уйти, держатся за власть до тех пор, пока их не свяжешь!
Как и предусматривал штаб, операция прошла успешно, без потерь.
МАТЕРИ
Я даже не заметил, как отбился от отряда. Вместе со всеми я выполнял приказ — под прикрытием оврага мы меняли дислокацию, стараясь избежать встречи с посланной против нас воинской частью. В овраге лежал густой туман, и из-за этого я потерял ориентировку. Видеть своих товарищей я не мог — только слышал их шаги. Но, странное дело, шаги отдалялись все больше и больше. И только выбравшись из тумана, я понял, что произошло. Оказывается, я шел по оврагу, который расположен параллельно тому, по которому продвигался весь отряд. Но параллельно они тянулись не больше ста метров, а потом мой овраг делал почти полный поворот.
Я оказался на открытой местности. Солдаты приближались. Вскоре они заметили меня. Если я брошусь догонять своих товарищей, то наведу на их след врага. Я осмотрелся. Надо мной — горы, рядом — редкий буковый лесок, внизу — село, около тридцати крестьянских домишек. В таких селах Западной Болгарии жили бедные, но исключительно гостеприимные люди. Попадешь в такое село, и первый встречный пригласит тебя в дом. Даже самые бедные всегда найдут, чем накормить гостя.
Я решил спуститься к подножию горы. «Сделаю вид, что я местный, ходил на виноградник и теперь возвращаюсь домой». Спускаюсь, а сам незаметно наблюдаю, как ведут себя солдаты. Они несколько раз останавливались, видно раздумывая, что предпринять, а потом продолжили свой путь. Хитрость, видно, удалась, и я успокоился. Решил, что в село заходить не буду, пройду по его окраине и встречу отряд у другого склона горы. «Солдаты уйдут, и все будет в порядке! — подумал я. — Лишь бы никого не встретить — на этот раз славянское гостеприимство может создать мне неприятности». Спрятав под куртку пистолет и гранаты, я ускорил шаг.
Не успел я обойти стороной первый же дом, как из сарая вышла женщина. Она поправила на голове черный платок и направилась в мою сторону. Лицо засветилось радостью.
— Добрый день, сынок!
— Добрый день!
Случилось то, чего я боялся больше всего, — женщина не удовлетворилась приветствием. Ей явно хотелось поговорить.
— Как зовут-то тебя, сынок?
— Момчил, — назвал я первое пришедшее мне в голову имя.
— Момчил, говоришь, — еще больше оживилась женщина. — Моего сына тоже зовут Момчил. Он в армии служит. Ему, наверное, столько же лет, сколько и тебе. Господи, разбросало вас по белу свету, а бедные матери и не ведают, где вы, что с вами. Вырастили, выходили они детей, а чужие люди забирают их. Куда путь держишь, сынок?
Я назвал близлежащее село. Женщина удивилась:
— Так далеко? А откуда ты родом?
Я назвал другое село. Она всплеснула руками:
— Мои родственники оттуда, я всех там знаю. Как твоя фамилия?
Дальше врать было некуда. Я не мог назвать свою фамилию и в сердцах ответил:
— Не расспрашивай меня. Не могу я тебе сказать, ни кто я, ни откуда родом, ни куда иду!
Женщина всполошилась:
— Прости, сынок!.. Вот ведь я глупая. Расспрашиваю о том, что надо и не надо!
Я попросил ее, чтобы она никому не говорила о том, что видела меня, и пошел. Она немного постояла, потом догнала меня, схватила за руку:
— Пойдем ко мне, я покормлю тебя!
Я стал отказываться, но женщина настаивала. Кто не бывал в этих краях, тот не знает, как можно обидеть человека, отвергнув его гостеприимство. Поэтому я сказал, что зайду, но только на минутку, возьму немного хлеба. Но где там! Она привела меня в дом и вместо того, чтобы дать скорее кусок хлеба и отпустить с богом, стала накрывать на стол. Нарезала черного, как земля, хлеба, брынзы, желтой и сухой, принесла соленых огурцов. И все это время говорила, не умолкая, что я похож на ее сына — и голос у меня такой же, и пригож я так же, как он. В глаза мне все время заглядывала, признавалась, что у нее такое чувство, будто это ее сын пришел на побывку. Вспомнил я про солдат, что шли на нас с облавой, и говорю:
— По дороге я встретил солдат, может, и твой сын там?
Женщина присела к столу, положила руки на колени и вздохнула:
— Нет, мой Момчил далеко. В Шумене служит.
Сказала это так, будто между солдатами и партизанами нет никакой разницы. И улыбнулась. Улыбка была добрая и красивая. Эта улыбка означала: «Дети вы, а занялись недетским делом!»
С улицы послышался женский голос:
— Ренгия, неужели Момчил приехал?
Ренгия в это время резала хлеб. Она положила нож на стол и притихла. Не отозваться было нельзя. Она выглянула в окно.
— Момчил, да не мой. Родственник приехал, молодой парень!
— Молодой парень говоришь. Дай хоть посмотрю на него. Душа истосковалась по Никлену!
И Ранча вошла в дом, вытерла о передник руки и поцеловала меня. Оказывается, ее сын Никлен тоже служил в армии. И я был очень похож на него. Особенно брови. Смотрела на меня зачарованно мама Ранча, смотрела, а потом побежала за парным молоком. Только она вышла, как явилась третья соседка — Каравиля. Оказалось, что я как близнец похож на ее сына Георгия, который тоже был в солдатах. Когда мама Ранча вернулась с молоком в глиняной миске, мама Каравиля побежала за грушами и принесла их полный передник. Но я не успел даже взглянуть на них, потому что заметил солдат, которые спускались по склону горы. Им, видно, было приказано проследить за мной. На всякий случай. Я вскочил из-за стола и бросился к дверям. Женщины заволновались. Нужно было бежать. Мама Ренгия преградила мне дорогу:
— Стой, сынок! Если ты выйдешь из дому, они тебя увидят!
Она была права. Но и в доме они бы меня нашли.
— Ты хочешь, чтобы они сожгли твой дом?
— Может, они идут совсем не сюда!
— Сюда!
Мама Ренгия схватилась за голову:
— Боже мой, только не выходи из дому. Они убьют тебя!.. Останься здесь. Если спросят, скажу, что ты мой сын, солдат, в отпуск приехал!