Затрубили трубачи и горнисты, ударили барабаны, разнеслась над войсками песня. Повеселели, подтянулись солдаты. Сбилась от чёткого солдатского шага дорожная пыль столбом.
Едет впереди своих войск Суворов — доволен. Не остановилась русская армия — движется. Забыли солдаты про ссадины на ногах и усталость. Идут колонны одна за другой, совершают стремительный переход.
ДЕРЗОСТЬ
В бою под Фокшанами турки расположили свою артиллерию так, что с тыла, за спиной, у них оказалось болото.
Позиция для пушек — лучше не сыщешь; сзади неприятель не подойдёт, с флангов не обойдёт. Спокойны турки.
Однако Суворов не побоялся болота. Прошли суворовские богатыри через топи и как гром среди ясного неба — на турецкую артиллерию сзади. Захватил Суворов турецкие пушки.
И турки, и австрийцы, и сами русские сочли манёвр Суворова за рискованный, дерзкий. Хорошо, что прошли через топи солдаты, а вдруг не прошли б?!
— Дерзкий так дерзкий, — усмехался Суворов. — Дерзость войскам не помеха.
Однако мало кто знал, что, прежде чем пустить войска через болота, Суворов отрядил бывалых солдат, а те вдоль и поперёк излазили топи и выбрали надёжный путь для своих товарищей. Суворов берёг солдат и действовал наверняка.
Месяц спустя в новом бою с турками полковник Илловайский решил повторить дерзкий манёвр Суворова.
Обстановка была схожей: тоже турецкие пушки и тоже болото.
— Суворову повезло, — говорил Илловайский. — А я что, хуже? И мне повезёт.
Только Илловайскому не повезло. Повёл полковник солдат, не зная дороги. Завязли солдаты в болоте. Стали тонуть. Поднялся шум, крики.
Поняли турки, в чём дело. Развернули свои пушки и расстреляли русских солдат. Много солдат погибло. Илловайский, однако, спасся.
Суворов разгневался страшно. Кричал и ругался до хрипоты.
— Так я же хотел, как вы, чтобы дерзость была, — оправдывался Илловайский.
— Дерзость! — кричал Суворов. — Дерзость есть, а где же умение?!
За напрасную гибель солдат Суворов разжаловал полковника в рядовые и отправил в обозную команду.
— Ему людей доверять нельзя, — говорил Суворов. — При лошадях он безопаснее.
ПРОШКА
Когда Прошка попал в денщики к Суворову, солдат немало обрадовался. «Повезло, — подумал. — Не надо будет рано вставать. Никаких ротных занятий, никакого режима. Благодать!»
Однако в первый же день Прошку постигло великое разочарование. В четыре часа утра кто-то затряс солдата за ногу. Приоткрыл Прошка глаза, смотрит — Суворов.
— Вставай, добрый молодец, — говорит Суворов. — Долгий сон не чета богатырю русскому.
Оказывается, Суворов раньше всех подымался в армии.
Поднялся Прошка, а тут и ещё одна неприятность. Приказал фельдмаршал притащить ведро холодной воды и стал обливаться.
Натирает Суворов себе и шею, и грудь, и спину. Смотрит Прошка, выпучив глаза, — вот так чудо!
— Ну, а ты что?! — закричал Суворов. И приказал Прошке тоже облиться. Ежится солдат с непривычки, вскрикивает от холода. А Суворов смеётся.
— В здоровом теле дух, — говорит, — здоровый. — И снова смеётся.
После обливания вывел Суворов Прошку на луг. Побежал фельдмаршал. — «Догоняй!» — закричал солдату. Полчаса вслед за Суворовым Прошка бегал. Солдат запыхался, в боку закололо. Зато Суворов хоть и стар, а словно с места не двигался. Стоит и снова смеётся.
И началась у Прошки не жизнь, а страдание. То устроит Суворов осмотр оборонительным постам, и Прошка целые сутки в седле трясётся, то учинит проверку ночным караулам, и Прошке снова не спать. А тут ко всему принялся Суворов изучать турецкий язык и Прошку заставил.
— Да зачем мне непонятная речь? — запротивился было солдат.
— Как — зачем?! — возмутился Суворов. Как раз в это время началась война с Турцией.
Пришлось Прошке смириться. Засел он за турецкий букварь, потел, бедняга, до пятого пота.
Мечтал Прошка о тихом месте. Не получилось. Хотел было назад попроситься в роту. Потом попривык, привязался к фельдмаршалу и до конца своих дней честью и верой служил Суворову.
МИШКА
Не везло Суворову на лошадей. Одной неприятельское ядро оторвало голову. Вторую ранило в шею, и её пришлось пристрелить. Третья оказалась просто-напросто глупой.
Но вот донские казаки подарили Суворову Мишку. Глянул фельдмаршал: уши торчком, землю скребёт копытом. Не конь, а огонь! Подошёл Суворов слева, подошёл справа. И Мишка повёл головой то в одну, то в другую сторону, как бы присматриваясь, достойным ли будет седок. Понравился Суворову Мишка. И Мишке, видать, Суворов пришёлся по вкусу. Сдружились они, как люди, и понимали друг друга без слов.