Тёмная ночь
Темная ночь. Долгая темная тихая ночь. Только чиканья спичек нарушали тишину. То тут, то там зажигались огоньки. Солдаты выкуривали свои последние папиросы.
Рядом со стариками в окопах сидели, еще «недавно оторванные от груди», юнцы. Никто ничего не говорил. Ни офицеры, ни ветераны. А новобранцы могли позволить себе лишь дрожь, нервно покуривая папироски. Ветераны, зная, что это их последний бой никуда не торопились и курили медленно, о чем-то непрерывно думая. Едкий дым растворялся средь ночного тумана.
В одном окопе собрались разные люди. Старики покусывали усы или чесали бороды. Каждый раз, когда они хотели встать и отойти в сторону, держались руками за спины. Свет советского офицерства, еще молодые, а уже вынесшие немыслимые для своей эпохи страдания, угощали папиросами старых казацких есаулов, совсем недавно бывших их врагами, а сейчас сидевших в одном окопе и ожидая утра - смерти.
Молодые новобранцы, вызвавшиеся добровольцами, сидели на земле, опиравшись спинами о холодные стенки. Кто-то смотрел вдаль, темную и бесконечную, давая своей папироске тлеть. Некоторые постоянно зажигали спички, пытаясь осветить бумаги, на которых писали прощальные письма.
Сильный ветер завыл на востоке и через секунду по окопу понеслась пыль. Недобрый знак, - думали старики. Огоньки, мелькавшие по всему окопу, погасли. На солдат вновь легла занавес ночи.
Заворчавшие моторы предвещали окончание ночи, лучи сквозь туман пробивались с трудом. Рычание моторов становилось все громче и громче. Больше чиканье спичек не нарушали тишину. Никогда.
Лётчик
Разыгрался не на шутку сильный ветер. Деревья шатало так сильно, что макушками они касались земли. Во всяком случает так казалось издали. Многие работники - нововозведенного Аэропорта под Кузнецком, шутили, что из-за ветра самолеты улетят на фронт без пилотов. Все что было плохо закреплено хаотично каталось по территории.
В бывшем кузнец, Алексей Федоров был призван на фронт в самом начале войны. Но в первые же дни получил ранение в ногу и спину. Был госпитализирован. Как только вылечился, так сразу направлен в школу воздушных стрелков. Тут то он себя и проявил. На земле ему не везло, а в воздухе. Он был объят странной аурой. 75 вылетов и 30 сбитых вражеских истребителя. Ни разу не был подбит. Многие шептались о нем, предвещали ему место среди легенд-асов.
После еще одного вылета он направил самолет в Кузнецкий аэропорт. С его приближением ветер поутих. Тут же, как муравьи, по аэропорту замаялись работники, выходившие пачками из больших зданий.
- Ну, как оно? – спросил его один из работников.
- Тяжело, чуть не подбили. – ответил Федоров.
- Тебя гляди – подобьешь. Самолет как новенький, ты что ли их в полете меняешь? Ни царапины, как с завода!
Федоров ничего не стал отвечать. Сражение было тяжелым. Он очень устал. Хотел спать. В комнате была кровать и маленький письменный столик. Стопка писем стояли рядом со стопкой бумаги, лезвие и перьевая ручка были рядом. Все расположено на столе точно также, каким он оставил их во время вылета.
Кровать легко выдержала падение пилота. Спина затекала, а ноги болели. Старые раны давали о себе знать. Но толком поспать не получилось. Подремав пару часов, Федоров встал, включил свет и стал тереть тыльной стороной ладони веки.
-«Да» - сказал вслух Федоров, -«Стало быть, раз не сплю, своей что ли напишу»
Взяв первый лист со стопки и немного прищурившись, привыкая к свету, Федоров стал думать, о чем написать. В корзине лежало с десяток смятых бумажек, которые Федоров посчитал плохо написанными. Глубоко вдохнув, он прижал лист левой рукой и взял в правую ручку.
Лилечке,
«Моя любимая Лилечка, с последнего письма прошло уже боле недели, прости что не писал.
Твои письма приходят ежедневно, благодарю за заботу и чистые листы, которые ты шлешь с ними. У нас листов в достатке, подолгу я молчу не из-за отсутствия бумаги. Сейчас живу в Кузнецке, меня поселили в небольшую комнатушку, у меня есть кровать да стол, а большего и не нужно. Мучают меня долгие бессонные ночи. Бывает прилягу и пролежу до утра не моргнув. Беспокойство и какое-то странное чувство в груди. В прошлом письме ты сказала, что Ваське хорошо дается математика, стало быть будет инженером. Я его очень люблю, говори это ему каждый день, пусть знает. Говори каждый день, даже если моих писем не будет месяцами. А дни, сколько меня нет, пусть не считает, плохо это. Матери скажи, пусть не плачет вечерами. Ее крест у меня в кармане, ношу его только чтобы она не плакала, может из-за ее слез не могу уснуть, а может из-за них до сих пор жив… Часа два назад вернулся с вылета, ужасная боль в колене. Бывает застигнет меня прямо во время обстрела, а за нею сразу плохие мысли в голову приходят. Лечу и думаю, а хватает ли вам дров на зиму, я ведь, как уехал, совсем не успел их наколоть. Ваське, моему любимому сыну, передай ему ту игрушку, деревянную, которую мой друг отправил вам. Совсем позабыл там написать что-то. Крепко обними и поцелуй его от меня. Как давно я не был дома. Два с половиной года. Людочка скоро уж читать начнет, а меня и рядом нет. Иногда кажется, что война никогда не закончится, позавчера я потерял двух товарищей и пришел к ужасной мысли, от которой у меня пошли мурашки по коже… Неужели война закончится, когда умрем мы все? Лилечка, нас поднимают по тревоге, мне еще есть что сказать, много накопилось. Вернусь допишу.»