— Все равно дурак!! — не помня себя, закричал Степа и выскочил из будки. Он задыхался от злости, внезапной злости, заполнившей его грудь…
Перебежав на дяди-Федину баржу, Степа снова присел на деревянный столбик, уткнулся в колени. Ему сейчас никого не хотелось видеть.
Оплескивая борта, журчала внизу бегучая вода; по-прежнему безостановочно накатывали волны, и берег вздыхал: «Уух… уух..» — и туктукал, постреливал мотором катер. Раздался один свисток, другой; эхо перекликнулось в лесах, и Степа зажал уши, чтобы не слышать этих стонущих, тревожных звуков…
Первый раз в жизни почувствовал себя Степа уже не мальчишкой, а взрослым человеком, и первый раз в жизни ощутил, что он и на самом деле пока еще глуп, несмышлен и ничего не понимает.
Остаются позади родные, до боли в сердце близкие деревни; уходят вдаль светлые леса со знакомыми тропками; скрываются за излучиной песчаные отмели, где Степа ловил раков и щупал под корягами плотвиц. И неизвестно, кому и зачем надо, чтобы эта небогатая, неяркая, но такая желанная земля прощалась, пропадала из глаз.
Неслышно подошел сзади маленький дядя Федя, постоял за спиной у Степы. Потом хмыкнул и сказал весело:
— Ну, помощник шкипера, идем к перу. Русло теперь прямое, покажу тебе корабельную науку…
— Нет, — глухо ответил Степа. — Не надо мне, дядя Федя.
Палан Красная Калина
Вечером Палан пригнал с пастбища овец и стал разводить костер, устраиваясь на ночлег. В это время пришла из деревни жена.
Присев у огня, она выкладывала на камень жесткие, высушенные в печи творожные лепешки, свежий сыр, плитку зеленого чуйского чая — и ждала, когда муж с нею заговорит.
— Что передавали? — спросил Палан.
— Бригадир сказал, через неделю можно сбивать отару. Другие пастухи помаленьку кочуют домой. Отец деньги на трудодни получил, теленка хочет покупать… А больше нету новостей.
Жена села, протянула к огню ноги в мокрых сапогах. От подметок потянулся красноватый пар.
— Сними, — сказал Палан.
Он воткнул над костром ветку-рогульку, повесил сапоги так, чтобы в голенища попадал теплый дым. Потом вынул из своего мешка чистые портянки.
— Бери. А пока станем чай пить.
Жена потянулась за котелком, но Палан поднялся и пошел за водою сам.
Мутная река шумела под берегом, перекатывала гальку. Из расселины в камнях бил родничок. Его струйка походила на ниточку; она дрожала в воздухе и рассыпалась каплями, едва коснувшись гранитной плиты.
Пока котелок звенел, подхватывая струйку, Палан взял прислоненную к дереву удочку. Он проверил, не смялась ли мушка из конского волоса, присел на корточки и забросил леску через камни.
Там была яма, вымытая течением. Зеленовато-белая, блестящая вода крутилась на месте, переплетаясь тугими жгутами. Иногда слышался плеск, взлетали брызги: это в холодных струях играл хариус.
Мушка с крючком коснулась воды и заплясала в пене. И сразу мягкий удар чуть не оборвал леску. Палан подсек — и выбросил на берег рыбу.
С толстой спиной, крапчатая, она была так холодна, что занемели пальцы. Палан стукнул ее о камень, чтоб не билась, и опять закинул удочку.
К тому времени, как скупая струйка родничка наполнила котелок, Палан поймал еще трех больших хариусов и одного маленького. Вот и хватит.
Он обтер крючок, поставил на место удочку и пошел назад.
Пока его не было, у пещеры под скалой, где горел костер, сгрудились овцы. Они стояли полукругом, глядя в огонь выпуклыми, немигающими глазами. Им не хотелось лежать на сырой земле, и они только вскидывали головы, когда жена замахивалась на них.
Палан коротко свистнул. Тряся грязными, кудлатыми хвостами, овцы шарахнулись в загон.
— Чужого разговора не понимают, — усмехнулся Палан. — Только меня слушают…
Котелок скоро забулькал. В крутой кипяток бросили щепотку зеленого чая, — вода потемнела, наверх всплыли мелкие веточки. Палан снял их и налил чай в кружку. Он видел, что жене хочется узнать, какие новости расскажет он сам. Он видел это и не спешил, чтобы не тревожить ее прежде времени.
Лишь потом, когда жена собралась уходить и сложила рыбу в сумку, он сказал беззаботно:
— Там попросишь, пускай зоотехник приедет. Надо акт написать на овцу.
— Болезнь, что ли? — забеспокоилась жена.
— Нет.
— А чего же?
— Да так. Медведь задавил.
Палан заметил, как остановились руки жены, завязывавшие сумку. Жена отвернулась и замолчала.
Но Палан все равно знал, о чем она думает.
Она вспоминает тот ненастный осенний день, когда Палана принесли из тайги с распоротым животом. Год назад медведь тоже задавил овцу, Палан пошел на медведя и не смог его взять.