Все эти вопросы были одним — огромным вопросом, даже не сформулированным, а как бы завладевшим всем его существом и лишившим воли.
Его поезд отходил в шесть сорок пять утра и другого в течение дня не было.
В пять утра он пришел к своему дому. Свет в ее окне так и не загорелся, значит, хозяева не ночевали дома, загостевались.
Он был разбит, измучен, опустошен. От выкуренных сигарет во рту осел горький, казалось, неистребимый осадок.
Перед своей дверью он остановился. В щель, рядом с замком, был вставлен аккуратно сложенный листок.
Он вырвал его резко, чуть не располосовав, быстро развернул:
«Вот и не смогли проститься… Жаль…»
Подписи не было.