Сериал! Только сейчас Дэнни вспомнил, что должен быть в проекционной комнате 9 на студии. Там в два часа будет просмотр его пробы.
Он посмотрел на часы. Шел второй час, так что к двум он никак не успеет. Ничего страшного! Просмотр был пустой формальностью. Он и без него прекрасно знал, что они увидят на экране — шесть минут очень плохой игры.
Поэтому Дэнни поехал не на студию, а обедать в «Скандию». По крайней мере, он собирался пообедать, но к вечеру так и не добрался до ресторана, потому что застрял в баре.
Здесь в коротком перерыве между пятой и шестой «Кровавой Мэри» его и нашел Фишер.
— Я не сомневался, что найду тебя здесь, — довольно заявил он. — Давай шевелись.
— Куда мы едем?
— В контору. Мне очень не хочется, чтобы эти люди видели, как я врежу тебе по физиономии.
— Отвали, Фишер.
— Отвалить? — агент стащил Дэнни с табурета. — Все, хватит! Пошли.
Контора Фишера находилась на Стрипе в нескольких кварталах от «Скандии». Дэнни всю короткую дорогу угрюмо молчал. Он знал, что скажет Фишер.
— Ни с кем не соединять, — велел Фишер секретарше в приемной. Они вошли в кабинет, и он плотно закрыл дверь. — Ну давай, выкладывай.
— Видел пробу? — вздохнул Джексон.
Фишер молча кивнул. Он был хмур, но суровость, так после долгих лет знакомства знакомая Дэнни, была напускной. Он знал, что внутри Фишер был добряком и всегда страшно переживал за своих клиентов. Как он ни старался, ему не удавалось прогнать из своих глаз сострадание. Вот и сейчас Дэнни увидел в глазах агента жалость. Такую же жалость, какая была в глазах гадалки.
Сначала Дэнни хотел рассказать о гадалке, но вовремя одумался. Во-первых, Фишер ему не поверит. Во-вторых, толку от такого признания никакого не будет. Он только выдавил из себя в свое оправдание: «Я не пил. Клянусь Богом, я был трезв как стеклышко».
— Знаю, — буркнул Фишер. — Никто и не говорит, что ты был пьян. Хотя лучше бы ты вчера немного выпил. Я видел, как ты играешь после пары коктейлей. Можешь мне поверить, намного лучше, чем вчера. Вчера все заметили, что с тобой что-то творится. Но даже не это важно. Вся беда в том, что это увидели все, кто пришел сегодня на просмотр. Короче, ты здорово облажался.
— Неужели все настолько плохо?
— Настолько плохо? — Фишер развернулся на стуле, чтобы посмотреть Дэнни в глаза. — Неужели ты ничего не понимаешь? Человек снимается в трех ужасных фильмах подряд, и все, конец! Конечно, я знаю, что в провале «Метро» ты не виноват, но слухи-то все равно ходят. За последние полгода я не получил ни одного предложения. Как только разговор заходит о фильмах, все умолкают. Мойнихан сказал…
— Да пошел он, этот Мойнихан! — прервал Дэнни. — Он занимается финансовыми делами. Он не имел даже права разговаривать с тобой.
— А с кем ему еще разговаривать, если ты не слушаешь? — Фишер открыл папку и бегло просмотрел верхний лист. — Ты должен 83 тысячи за дом и 9 — за машины. Не расплатился до сих пор и за мебель. Еще долг в 20 тысяч за ремонт. Твой банковский счет давно в минусе. И если у тебя заберут кредитную карту, то у тебя не останется даже денег купить булочку с кофе в «Лини».
Карта… Почему он заговорил о картах? Дэнни ослабил галстук. К голове прилила кровь, он начал задыхаться.
— Ну ладно, хватит меня пилить! — пробурчал он. — Мне нужно отдохнуть.
— Ты и так уже отдыхал дольше, чем нужно было. — Фишер сейчас смотрел на него так же, как старуха-гадалка. — Я три месяца надрывался, чтобы выбить тебе роль в этом телесериале. Если все получится, ты вернешься к жизни…
«К жизни? — испуганно подумал Дэнни Джексон. — А что, если жить мне осталось всего два дня?» Сердце бешено колотилось в груди. Вместо Фишера он видел лишь смутное пятно и направленный на себя палец.
— А ты едешь на пробы и бродишь по площадке, как зомби, — продолжил свои обвинения агент.
Зомби. Дэнни знал, что это слово означает живого мертвеца. Сердце сейчас стучало так громко в его груди, что он с трудом мог разобрать слова Фишера.
— Почему, Дэнни? Это единственное, что я хочу знать. Объясни, почему ты это сделал?
Но Дэнни не мог ответить. Он должен снять пиджак, расстегнуть рубашку и вырвать из груди то, что так бешено в ней колотилось. Джексон поднял руку и вскрикнул от внезапной боли. И следом за ней ничего. Одна черная пустота…