Ведун
Ведун.
Тяжелый скрип половиц и приближающийся топот ног вернули Велимира из забытья. Он сжал побелевшими пальцами подлокотники трона и впился глазами в тяжелую дверь. Шаги множества человек приблизились, через мгновение дверь со скрипом отворилась, и из темного коридора в палату вошел воевода Блуд и с ним трое десятников. - Княже! Все сделали, как ты велел! - Где он? - Во дворе положили. Вели, что дале с ним делать? Князь нервно жевал губами, не отпуская подлокотников, и смотрел в пол. Потом поднял голову и взглянул на Блуда: - Как все было? - Отыскали мы капище в лесу, да охраняли его полтора десятка человек. Наших пятерых убили, да еще шестерых ранили. Ну, мы, княже, почти всех побили. Четверых в плен взяли. - Раненых? - Живыми, князь, не давались... Тяжестью повисло молчание. В наступившей тишине и Велимиру, погруженному в мрачные раздумья, и его воинам, не смеющим шелохнуться, чтобы не нарушить случайно дум князя, были слышны крики людей во дворе княжьего терема и фырканье лошадей. Велимир встал и решительно вышел из палаты. Блуд и десятники еле поспевали за ним по темным коридорам. Во дворе, прямо на траве, охраняемый дружинниками Блуда и окруженный дворовой челядью, лежал огромный истукан Перуна, сброшенный наземь с повозки. Увидев князя, толпа притихла и расступилась. Велимир, стараясь придать себе вид грозный и решительный, приблизился к поверженному гиганту. Даже распростертый на земле, древний бог не выглядел поверженным. Его вид все еще внушал смотрящим на него трепетный страх, и, глядя на его железные ноги, серебряную голову и вырубленное далекими, неведомыми ныне предками, деревянное тело, окружающие в ужасе думали о древности истукана, о силе и могуществе того, кто пришел к ним из далекой глубины веков. Даже лежащий пред ними, зависящий сейчас от их прихотей, он все же не зависел от них. Вечная тайна, могущество, таящееся в вечности и держащееся на законах, что древнее мира, ощущение своей беспомощности и ничтожества пред ними, и дерзости совершенного - все это обрушилось на Велимира с новой силой и ощущалось всеми вокруг. Он чувствовал на себе боязливые взгляды челяди, дружинников, даже верного Блуда, не боящегося никого и ничего. Но обратного пути уже нет... Янтарные глаза Перуна со зрачками из смарагда переливались золотым огнем под лучами солнца, которым он повелевал, и пылали багровыми искрами. Золотые усы были выпачканы землей, золотые уши скрывала обкусанная лошадями трава... Кто-то тронул Велимира за локоть. Он обернулся. Княгиня Анна, улыбаясь, смотрела на него: - Князь, довольно вам взирать на варварское искусство. Прибыл гонец с известием. - Что за весть? - Отец Филидор едет к нам посланником от брата моего, будет у нас завтра к полудню. Князь повернулся к стоящему рядом Блуду: - Отправь людей встретить посланника. - Добро, княже, немедля отправлю. А что с истуканом делать? Велимир посмотрел на лежащего исполина: - Поставьте его к остальным. Боле пока ничего не делайте... Утром в светлицу князя вошел Блуд: - Княже! К тебе отец Филидор! - Пусть войдет! На пороге появился улыбающийся высокий смуглый человек с черной бородой, одетый в запыленную черную рясу. Голову его покрывала небольшая черная шапочка, на груди висел деревянный резной крест. - Здрав будь, князь! - лицо грека сияло. - Здравствуй, отец Филидор! - князь поцеловал руку священника и тот перекрестил его склоненную голову. - Император Василий, княже, велел передать тебе сии грамоты, да на словах велел здоровья, богатства и долголетия желать тебе и супруге твоей, княгине Анне! Помнит он и помощь, что не раз ты ему слал, и честь, что ему оказал, взяв сестру его в жены! Император добро помнит, потому и направил меня к тебе. - Благодарю, святой отец, за слова твои добрые, за вести славные! Царю Василию ответ сам после напишу! Как добрался до краев наших, отче? Легка ли дорога до Киева? - Дорога то легка, бог милостив! Уберег он слуг своих и от печенегов, и от прочих разбойников. - Не желаешь ли отдохнуть после дальней дороги? - Это успеется! Готова ли паства моя, княже, услышать слово божье? - Паства твоя готова, отец! - Велимир открыл дверь в коридор и крикнул стоящим в ожидании приказа слугам, - Сыщите мне Малушу! Да поживее! - Слышал я, княже, что много еще волхвов по лесам скрываются, богопротивную веру расточают? - Повыведем, отец Филидор, повыведем! Мои молодцы много уж капищ пожгли! Много и смутьянов проучили! - Звал, княже? - на пороге светлицы стояла ключница. - Малуша, отец Филидор с дороги откушать желает! Вели накрыть нам в трапезной, да вина поставь хорошего! За здоровье отца Филидора пить будем! - Благодарю тебя, князь, за слово доброе, за доброту, за ласку твою! Господь не забудет верных слуг своих! - улыбнулся грек. - Да княгиню к столу зови! - крикнул Велимир уходящей Малуше. Светорад открыл глаза и взглянул на листья орешника, под которым он спал. Вряд ли он видел те листья и серый свет раннего утра - мысли его были о видении, явившемся к нему во сне и растаявшем мгновение назад, и о прошлом, давно ушедшем. Он ясно помнил, что уже видел тот сон, что вновь раскрывался перед ним только что немыслимой явью. Да, он уже виделся ему один раз, давно, в юности, и он помнил его, и помнил, как тогда рассказывал о нем своему учителю, старому Веду, рассказывал с еще детской горячностью, захлебываясь от восторга, а тот улыбался и одобрительно кивал. Не так давно Светорад вспоминал тот дивный сон и рассказывал о нем своему ученику, Избору: - Гляжу я - заря в полнеба на востоке, да вдруг заклубилась она, выгнулась, закрутилась в узоры чудные, потом вспыхнули пятна и сполохи пламени цветного, заиграли языки те огневые, ослепительные синим, красным и золотым, и вдруг обратился весь этот хоровод огней в огромную птицу огненную! Раскинула она крылья над землей, с востока на запад расправила, осветила земли под собою радугою огней, да чудных, нездешних, и каждое перо у ней сияло синим, белым, серебряным да красным, полыхало огнем да золотом. Хвост к небу подняла и расправила его, как Сирин, тучи заслонила, и засиял весь мир вдруг такими цветами, что я никогда и не видывал, а сердце вдруг словно пламенем горячим всколыхнуло! Как ребенок к матери бежит, смеется да ручонки тянет, так душа моя к птице той из груди рванулась, словно пленнику свет свободы показался! Стоял я пред ней, онемевший, слова вымолвить не могу, в свете том неведомом купаясь, да счастье такое меня окутывало, что и не рассказать! А птица крылами бьет, свет, что волна морская, вкруг плещется, мир весь заливает, а я с места не могу сойти, такая благодать от нее исходит! Сложила она крылья-то, Солнце за ней показалось, на небо взошло, и свет дневной заиграл. Забилось сердце мое и сон растаял, да только не забыть мне его никогда... И вот опять Матерь-Сва раскрыла над ним свои крылья, снова явила ему свою любовь и благословение... Светорад встал, отряхнул одежду и, опираясь на посох, пошел к ручью, бегущему неподалеку. ... Велимир поставил опорожненный кубок на стол и кивнул слугам, чтобы тотчас наполнили кубки снова. В углу зала привезенные из Константинополя княгиней музыканты негромко наигрывали какую-то восточную мелодию. - Как здоровье брата моего? - обратилась улыбающаяся Анна к отцу Филидору. - Здоровье императора, божьей милостью, прекрасно! Лекари в покоях его гости не частые! - улыбнулся Филидор. - А как дела в Константинополе, хорош ли урожай в этом году? - Урожай-то хорош, княгиня, но император Василий, по милости божьей, боле печется об урожае душ человеческих, чтобы больше людей верой христовой к новой жизни обратились. Сказал Иисус: "Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий, и жнущий вместе радоваться будут". Повелел император проповедников по всем городам посылать, чтоб веру новую людям несли. Собор Вселенский постановил мир к вере истинной, Господом нам данной, повернуть. - Много ли священников, как ты, отец Филидор, в земли иные ушли?- спросил Велимир. - Много, княже, много! И хорошо то, видит бог! Когда с севера до юга, от восхода до заката все земли в вере одной будут, войны кончатся, болезни, голод, беды человеческие по воле Господа уйдут, канут в бездну на веки вечные! Мир божий на земле воцарится! То-то благодать будет! - Да будет так! - снова поднял кубок Велимир. Когда пустые кубки опустились на стол, Велимир, улыбаясь, повернулся к греку, держащему жареную заячью ногу. - Хочу показать тебе, отец Филидор, сколько истуканов языческих на подворье моем стоит! - Что - ж не сожжешь ты сих богомерзких кумиров, невежеством сотворенных?- спросил жующий грек. - Народ опасаюсь лишний раз в гнев да смуту вводить. С твоей помощью, отче, как обратим Русь в веру новую, так люди сами потребуют истуканов тех огню предать! - Да благословит тебя Господь за веру и мудрость твою! - кивнул головой Филидор, - Надо и нам, княже, веру новую на Руси утверждать! - Завтра же, отец Филидор, велю собрать народ на площади! Будешь говорить с ним! - Хорошо, князь. А пока я бы отдохнул с дор