- Да ты что?
- Да! Он вчера за меня перед самим герром Гуславом поручился!
- А это кто?
- Не знаешь? Это, брат, военный комендант Старославска! Он у Сливы начальник, а Слива у нас теперь будет! Так вы что, решили?
- Да знамо решили, раз здесь! Веди уже!
- Марфа с Илюшей пока туточки пусть посидят, идти никуда не надо, их как членов семьи запишут, и документы дадут. Ну, всё, пошли, я ж обещал, что вас приведу! Он ждёт уже!
Прохор шёл за стрекочущим, как сорока, Захаром, и думал, как стремительно всё происходит, как быстро скрутила его жизнь. «Как река несёт, не остановиться, и не зацепиться! Хорошо то, или нет?».
Кабинет начальника вспомогательной полиции располагался в левом крыле бывшего Старославского горисполкома и крайкома партии. На крыльце двое полицейских из городских поздоровались с Захаром и пропустили всех троих, для видимости с усиленным подозрением посверлив взглядом Прохора и Богдана. Потом опять принялись болтать о чём-то своём.
В приёмной, где когда-то в очереди в кабинет председателя крайкома потели от страха партийные и комсомольские чины, теперь втихаря резались в карты несколько полицейских. При виде пришедших чужих, они на всякий случай повскакивали с мест. Один поздоровался с Захаром, кивнул и исчез в кабинете. Через мгновение двери распахнулись, и он махнул рукой:
- Идите! Ждёт!
За столом из тёмного ореха с кожаной вставкой в столешнице, под висящим в рамке на стене цветным портретом Гитлера, сидел здоровенный детина в чёрной полицейской форме. По изрядно припухшему лицу невозможно было определить его возраст. В кабинете сильно пахло самогоном. Увидев вошедших, он, пошатываясь, вышел из-за стола. На его боку на немецкий лад висела кобура с «Вальтером».
- Богданчик! Ха-ха-ха! Матросик! Якорь тебе в брюки!
Мирон Слива был изрядно выпивши и благодушие лилось с него обильно и нескончаемо.
- Здорово, чертяка полосатый! - Он обнял Кондратюка. - Ты гармошку то не забросил?
- Обижаете, Мирон Степаныч!
- Ха! Не забыл? Нэсэ Галя воду! Коромысло гнэться! А за ней Захарка! Ха-ха-ха! – Ржал он, пожимая руку Захара. - А это кто с вами?
- Да то Прохор Кулеш, он наш, берендеевский!
- Ты кто? – Улыбка сошла с лица Сливы, глаза тоже стали другими.
- Кулеш Прохор Игнатьевич, тысяча девятьсот восьмого года рождения…
- Комсомол, партия? – Прервал его Слива.
От пьяного благодушия не осталось и следа, а злобные глаза пронзили такой лютой ненавистью и мертвящим холодом, что Прохор поёжился.
- Мирон Степаныч! – вступился было Захар.
- Цыц!! Не с тобой разговор! Кем работал?
- Плотничал в колхозе. Я инвалид по зрению, этот глаз не видит.
- Главное, что правый видит, целиться сможешь. Воевал?
- В Гражданскую. Четвёртый артиллерийский, у Бондича.
- Слыхал. Виселицу сколотишь?
- Конечно, что там колотить?
- Слушай, - видимо, Сливе понравилось, как Прохор держался, и он проникся к нему неким доверием, - ты по-немецки шпрехаешь? Мне переводчик во как нужен, мне язык знать по должности положено.
- Да нет, я с немчурой не разговаривал, больше стрелял!
- Ха-ха-ха! – Заржал Слива, потом осёкся. Его снова развезло. - Тихо! Такие речи здесь больше не вести! Это приказ! Слушать меня во всём беспрекословно! Что я прикажу, то и будете делать! Поняли?! Я теперь ваш фюрер! Смирно-о-о!!
Вся троица вытянулась по струнке.
- Нале-во!! Напра-во!! – ревел пьяный Слива.
Прохор послушно поворачивался, а в ушах его звучали слова отца: «Чужим ведь людям в услужение надобно будет идти! Сдюжишь ли?». Отец, Марфа, Илюшка, Катерина – они где-то далеко, в другой жизни. «Что я здесь делаю? Что вдруг стало с нами со всеми?» - думал Прохор.
- Напра-во!! - Снова орал Слива.
Поворачиваясь, справа от себя Прохор увидел выход, он решил, что сейчас повернётся и уйдёт, но Слива снова скомандовал «Кру-гом!!», и Прохор вновь выполнил команду.
- Ладно, молодцы! – Слива махнул им рукой. – Айда сюда!
За большим шкафом в углу кабинета была открытая дверь. Её совсем не было видно со входа, а можно было увидеть, только подойдя к шкафу. Слива прошёл в секретный кабинет и бухнулся на стул. На столе стояли две бутылки самогона, одна почти пустая, другая до половины, сало, картошка, зелень, копчёные колбаски, рядом открытые немецкие консервы, галеты, калачи из русской печки. У Прохора потекли слюнки и заурчало в животе.
- Давай за стол, хлопцы! Эх, гармошки нет! Хотя какая здесь гармошка… Нет, не умеют немцы гулять! Да, а вот под батькой мы когда ходили!.. Вот! Вот где сила была!! – Он потряс в воздухе сжатым кулаком.