- Да уж! – Поддакнул Захар. - Золотые были времена!
- И то правда, есть что вспомнить! – Вздохнул Богдан, загрустив.
Слива взял бутылку и налил четыре стопки:
- А, ладно, дело прошлое! Будьмо!
Прохор глотнул мутноватую теплую жидкость и задохнулся. Богдан с Захаром закашлялись.
- А! Что? С непривычки, а? Ха-ха-ха! – Слива снова залился смехом. -Только у меня такой, ясно? Только мне такой гонят!.. То ли ещё будет!
Он долго жевал, борясь со сном, но, видимо, многолетняя закалка держала сознание бодрствующим. Мужики как следует подкрепились, и теперь уже гадали, что дальше. Слива вздохнул и открыл глаза:
- Видите, я гуляю?! А всё потому, что герр Гуслав в отъезде. Два дня не будет. Послезавтра… Значит так, положите там, в кабинете, на стол… все свои бумаги, я завтра разберусь… Всё туда… на родню, и всё…
Он опять клюнул носом, но тотчас открыл глаза:
- Через два дня чтоб здесь были к обеду! Глядите у меня!.. Ни раньше, ни позже!.. После обеда к коменданту вас поведу… И чтоб без запинки с ним говорили, ясно?!
- Ясно! – Слегка вразнобой ответили мужики.
- Всё!.. Богдан!
- Да, Мирон Степаныч!
- Спой мне эту… Конь стоит!.. Споёшь?
Богдан набрал в грудь воздуха и громко затянул красивым глубоким голосом:
Ой чий то кінь стоїть,
Що сива гривонька?
Сподобалась мені,
Сподобалась мені
Тая дівчинонька.
Слива, опершись локтями на стол, сжал голову ладонями, и так слушал песню. В кабинете скрипнула дверь, видимо, те, что были в коридоре, тоже хотели послушать. Богдан распелся, расправил грудь и пел чистым и ясным голосом так, что захватывало дух:
Не так та дівчина,
Як біле личенько,
Подай же, дівчино,
Подай же, гарная,
На коня рученьку.
Слива уронил голову на разогнувшуюся руку, но Богдан не замолк, видимо, зная привычки начальника, и старательно выводил голосом переливы мелодии. Прохор слушал, закрыв глаза, сам тихонько подпевая. И Захар подпевал. Словно и не было там, за стенами, никаких немцев, никакой войны, а текла обычная, счастливая и спокойная жизнь, и были кругом только мир, любовь и доброта. Богдан замолчал, допев песню до конца. Слива спал. Троица потопталась немного и, аккуратно сложив документы стопкой на столе, мужики тихонько вышли из кабинета.
В назначенный день, в обед, все трое вновь стояли перед кабинетом Сливы. Ничто не напоминало о бывшем здесь два дня назад бардаке. За столом секретаря какой-то худосочный тип в очках, очень похожий то ли на кладовщика, то ли учителя математики, старательно стучал по клавишам печатной машинки. Он поднял голову на пришедших и спросил:
- Вы к Мирону Степановичу?
- Да! - Ответил за всех Захар. - Он нам назначил!
- Сейчас доложу! – Математик исчез за дверями.
Через мгновение из кабинета выскочил сам Слива:
- Так, все здесь? Здорово, мужики! Все трезвые? – Он придирчиво оглядел каждого. - Смотрите, герр Гуслав терпеть не может пьяных подчинённых, так что хорошо, если попадётесь, и он просто уволит. Я сильно сомневаюсь. Теперь за мной! Захар, ты в форме – честь отдавай каждому встречному-поперечному, вы двое пока так, гуляете. Пошли. Нас ждут.
После недолгого плутания по коридорам они оказались в огромной приёмной, ведущей в кабинет, принадлежащий раньше первому секретарю крайкома, а теперь занимаемому военным комендантом города Паулем Гуславом Зибертом.
В кабинете их встречал сам хозяин, высокий худощавый немец в пенсне, с очень внимательным умным взглядом. Он вышел из-за стола, приветливо улыбаясь.
- Здравствуйте! Как у вас говорят – добро пожаловать! – Сказал он на чистом русском языке, без акцента.
Он пожал руку Сливе, который радостно скалился всеми зубами, преданно глядя в глаза, затем подошёл к остальным и по очереди с каждым поздоровался за руку, внимательно глядя в лицо, пытаясь определить, что за человек перед ним. Прохор сдержанно улыбался, стараясь смотреть в одну точку, чтобы не был заметен его неподвижный глаз. Но герр Гуслав, оказывается, уже знал о его ранении:
- Герр Кулеш! Прохор Игнатьевич! - Старательно произнёс он. – Не будет ли вам мешать ваша рана на службе новому порядку? Это весьма серьёзное ранение! И если вы передумаете, то, я вас уверяю, мы сможем найти для вас не менее почётную и не менее нужную для нас должность. Учитывая, что рекомендации вам даёт преданный и проверенный человек, я сам займусь этим вопросом.
- Никак нет, герр комендант! Я готов служить Великой Германии на любой должности, но должность полицейского мне очень нравится. Я не могу служить в армии, но готов довольствоваться и этим.