Богдан опять хохотнул. Слива тоже улыбнулся и продолжал:
- И вот все они теперь как звери в лесу попрятались. А жить то им ведь тоже надо. Что ни ночь, обязательно у кого утащат чего-нибудь со двора. Крестьяне стали жаловаться, потому как если сам им не дашь, силой возьмут. Скота много к себе увели! Бывает, что и угрожают расправой за сотрудничество с немцами. Привыкли, что при Советах порядки были, как при крепостном праве - у человека нет ни паспорта, ни права уйти из колхоза, с него председатели-секретари верёвки вили! Уйдешь самовольно – поймают, на севера сошлют лес валить. Колхозник жил как раб, прав я? Прав! И сейчас они людей заставляют на бунт подняться! Только народ теперь другой стал!
Мужики закивали, поддакивая. Каждый на себе испытал многолетнюю каторгу, о которой сейчас так живо рассказывал Слива.
- А что, - спросил Прохор, - Ловили уже таких?
- Ловили, конечно, на то мы и поставлены! Теперь всем им конец пришел, всех переловим, уже немного осталось. Да, мужики, ещё вам по секрету! И чтоб ни-ни! Никому! – Лицо его стало злым и серьёзным. – Узнаю, что кому кто сболтнул, самолично расстреляю!
- Степаныч! Мы могила! – Захар перекрестился. - Вот те крест! Ты ж нас не первый день!
- Болтуном никогда не был. – Спокойно молвил Прохор, открыто глядя Сливе в глаза.
- Вот так чтоб всегда и было! - Успокоился Слива. – Меня герр Гуслав за кадры похвалил, хочу, чтоб и дальше за вас только благодарности от него слышать! Ясно выражаюсь?
- Яснее некуда, Мирон Степанович! - Заверил Богдан.
- Ну, так слушайте. Скоро поедем в одно место, там придётся пострелять! По гадам, не по мишеням. У кого кишка тонка? Не ссыте, спрячу на первый раз, скажу, заболел. А вот если сейчас рубахи рвать будете, а там винтовку при герре Гуславе уроните, сам пристрелю, ей богу, своей рукой, прямо на месте! Любого из вас, кто соплю пустит.- Он спокойно оглядел всех, каждому заглядывая в глаза.
На Прохора повеяло могильным холодом.
- Я сдюжу, винтарь не брошу. – Стараясь говорить спокойно, ответил он.
Захар было вскочил с открытым ртом, но Слива спокойно сказал ему: «Сядь!», и Захар покорно опустился на стул.
- Ну и славно! – Слива встал и подошёл к сейфу, - Сейчас попишем немного, и свободны!
Потянулись дни службы. Прохор ходил теперь по селу в форме сотрудника вспомогательной полиции, с белой повязкой на рукаве и винтовкой через плечо. Винтовка была русская, «мосинка». Патронов к ней было столько, что они стояли в вёдрах в оружейке полицейского участка несчитанные, потому как трофейные. Слива за патроны не спрашивал, и Богдан никому из двоих подчинённых задания пересчитывать их не давал. Прохор понимал всю глупость положения, но с инициативой не лез. Получаемые теперь жалование и полицейский паёк очень помогали в это непростое время, жизнь, вроде, налаживалась, и Марфа переживала, зная характер мужа, чтоб Прохор не ушёл из полиции. Но служба, честно говоря, пока и не тяготила. Пётр Овсянников, бывший колхозный агроном, получивший образование ещё при старом режиме, и отправленный в своё время в Берендеи как «ненадёжный деклассированный элемент», будучи теперь старостой, не лютовал, да и не было в селе нарушителей порядка. Полицаи весь день трудились по хозяйству, лишь по вечерам надевали форму и делали пару кругов по селу, обсуждая новости, да Богдан после вечерних поездок с докладом и гармонью к Сливе, рассказывал в подробностях о бессонных ночах. Прохор слушал в пол-уха, зато Захарка исходил слюной. Иногда сворачивали по дороге к кому из знакомых, чтоб пропустить стакан-другой самогона, которого в селе было предостаточно, так как гнали его не для удовольствия, а для натурального обмена и расчёта на городском рынке. Ещё одной обязанностью службы было ночное дежурство у телефона, обеспечивающего связь полицейского участка со Старославской комендатурой. Звонил он редко, зато пропустить звонок было невозможным проступком. И вот однажды прозвучал звонок, перевернувший жизни и судьбы многих людей, что, в общем-то, было обычным делом в те смутные времена. Положив трубку, Богдан сообщил сотоварищам:
- Завтра поутру едем в Митрохину балку. Слива сам там будет.
- Ну всё! – Богдан хлопнул Захара по плечу и спрыгнул с телеги.
- Тпру! – Захар натянул вожжи, телега остановилась.
Богдан подождал, пока Прохор с Захаром подойдут к нему, поднял руку к лицу и сдвинул рукав мундира:
- Так! Время - восемь часов, одиннадцать минут! – Громко сказал он.
- Ух ты! – Захар метнулся к нему и восхищённым взглядом впился в циферблат. – Вот это да! Откуда у тебя?
- Да Слива вручил! Тебе, сказал, положено иметь! – Он опустил руку. - Да, и это, мужики! Вы при нём зовите меня Богдан Терентьич, чтоб по отчеству! Он велел мне, чтоб дисциплина тут была! А? А так зовите по-прежнему, я ж не против!