В пятницу после полудня один из работников подвел лошадь к дому. Гертруда была уже одета в дорогу и раньше, чем сойти вниз, взглянула на свою сморщенную руку.
- Ах, - сказала она, - если бы не ты, не пришлось бы мне идти на такое страшное дело.
Приторачивая к седлу узелок, в который собрала кое-какую одежду, она сказала служанке:
- Я беру это на всякий случай, может быть, останусь ночевать в гостях. Не беспокойся, если я не вернусь, и запри дверь в десять, как всегда. А завтра утром я уж обязательно буду дома.
Мужу она намерена была все рассказать потом, наедине: когда дело сделано, о нем легче говорить, чем о задуманном. Муж, наверное, простит ее.
И вот прелестная Гертруда Лодж, трепеща, покинула дом мУжа. В Кэстербридж она поехала не прямой дорогой через Стиклфорд: нет, она из осторожности сперва двинулась в противоположную сторону, и только когда ее уже нельзя было видеть из деревни, свернула влево, на дорогу в Эгдон. Проехав немного по вересковой пустоши, она опять круто повернула и поскакала теперь уже прямо на запад, держа путь на Кэстербридж. Трудно было выбрать более уединенную дорогу; а чтобы не сбиться с нее, Гертруде достаточно было все время держать направление немного вправо от солнца. Она знала, что время от времени будет встречать сборщиков дрока или окрестных жителей и они своими указаниями помогут ей.
В то время (хотя это было сравнительно недавно) Эгдон представлял собой местность гораздо более однообразную, чем сейчас. Тогда еще не так часты были попытки - успешные и неуспешные - возделывать землю на невысоких откосах, которые, врезаясь в древнюю степь, делят ее на отдельные небольшие пустоши. Здесь еще не применялись и законы об огораживании, и не было в Эгдонской степи тех насыпей и шборов, которыми позднее владельцы земельных угодий отгородились от крестьянских стад, ранее бродивших здесь свободно, и от телег тех людей, кто круглый год разрабатывал торфяники. Таким образом, Гертруда ехала вперед, не встречая никаких препятствий, кроме колючих зарослей дрока, густого ковра вереска, белевших кое-где русел высохших речек и природных неровностей почвы - лощин и крутых откосов.
Лошадь у Гертруды была тяжеловатая и не быстрая, но надежная, и хоть ломовая, а спокойная на ходу. Если бы не это, такая женщина, как Гертруда, не отважилась бы пуститься верхом в дальний путь, - да еще с полупарализованной рукой. Было уже около восьми, когда она остановила лошадь, чтобы дать ей отдышаться, на последнем холме перед Кэстербриджем, там, где Эгдонская степь сменяется распаханными долинами.
Подъезжая к городу, Гертруда остановилась перед прудом, который называли "камышовым". С двух сторон к нему примыкали живые изгороди, а посредине проходил барьер, перерезавший его на две половины. Над этим барьером видна была вдали зеленая низина, за ее деревьями поднимались крыши домов, и среди них - белый фасад тюрьмы графства. На плоской крыше этого здания двигались темные пятнышки: должно быть, рабочие, что-то там сооружавшие. У Гертруды по спине пробежал мороз. Медленно стала она спускаться вниз и скоро очутилась среди засеянных полей и пастбищ. А еще через полчаса, уже в наступавших сумерках, добралась до "Белого Оленя", первой городской харчевни на этой дороге.
Появление ее никого особенно не удивило: в те времена жены фермеров ездили верхом гораздо чаще, чем теперь. Впрочем, надо сказать - за чью-либо жену ее никто не принимал: трактирщик, например, был уверен, что это какая-то девица легкого поведения приехала, чтобы завтра поглядеть на казнь. Ни Лодж, ни его жена никогда не ездили в Кэстербридж на базар, и Гертруду здесь никто не знал. Сходя с лошади, она заметила у дверей шорной лавки, немного повыше трактира, толпу мальчишек, с жадным интересом заглядывавших внутрь.
- Что там такое? - спросила она у трактирщика.
- Там шорник готовит веревку на завтра.
Молодая женщина вздрогнула и невольно прижала к себе больную руку.
- После казни веревку эту продают по кусочкам, - продолжал трактирщик. - А вам, мисс, если хотите, я и задаром достану.
Гертруда поспешно отказалась - у нее было странное и жуткое ощущение, что судьба несчастного осужденного каким-то образом тесно связана с ее судьбой. Она попросила отвести ей комнату на ночь и, оставшись одна, погрузилась в размышления.
До этой минуты она весьма смутно представляла себе, как проберется в тюрьму. Вспомнились слова колдуна. Он намекнул, что пропуском ей может послужить ее красота, хотя и несколько поблекшая. Но к кому же обратиться? По своей неопытности Гертруда очень мало разбиралась в тюремных порядках. Она слыхала, что есть главный шериф графства и его помощник, а о другом начальстве не имела понятия. Одно она знала - что в тюрьме есть палач, и к нему решила обратиться.
VIII
ХИЖИНА У РЕКИ
В те времена, да еще и в позднейшие годы почти в каждой тюрьме был свой палач. Расспросив людей, Гертруда узнала, что кэстербриджский палач живет в уединенной хижине у глубокой и тихой реки под утесом, на котором стояла тюрьма. Жена Лоджа и не подозревала, что это та самая река, которая в своем дальнейшем течении орошает луга Стиклфорда и Холмстока.
Переодевшись и в спешке не успев даже поесть и попить (она не могла быть спокойна, пока все не выяснит), Гертруда пошла по тропинке вдоль реки к домику, указанному ей какимто мальчишкой. Проходя неподалеку от тюрьмы, она различила на плоской крыше над воротами прямоугольник, четко рисовавшийся на фоне неба, - там-то она и видела, подъезжая к городу, какие-то передвигавшиеся темные точки. Она поняла, что это за сооружение, и торопливо пробежала мимо. Еще сотня шагов - и она очутилась перед жилищем палача. Оно стояло у самой реки, почти рядом с плотиной, где неумолчно шумела вода.