Выбрать главу

Вместо четырех сопровождающих, как это было, когда телеги выезжали из деревни, теперь подле них шла целая ватага человек в двадцать - тридцать, и у всех, как это к изумлению своему увидел Стокдэйл, лица были вымазаны сажей. В толпе он заметил шесть или семь крупных женских фигур, и по их широкому шагу определил, что это переодетые мужчины. Телеги проехали, а пятеро из толпы отстали от прочих и подошли к Лиззи и ее спутнику.

- По этой дороге временно прохода нету, - сказала одна из высоченных женщин, у которой локоны, длиною в добрый фут, свисали согласно тогдашней моде вдоль щек. Стокдэйл по голосу узнал, что это не кто иной, как Оулет.

- Почему же? - спросил Стокдэйл. - Ведь это проезжий тракт.

- Послушайте-ка, вы, юноша, - начал было Оулет. - Ба, да это методистский проповедник! И вы тоже тут, миссис Ньюбери? Ну, так вот что, Лиззи, незачем вам сюда идти. Они уже все улепетнули, и народ отобрал свое назад.

Затем мельник пустился догонять своих товарищей. Стокдэйл и Лиззи также повернули к дому.

- Я б от души желала, чтобы ничего этого не было. Но нас вынудили, сказала она тоном сожаления. - Если бы акцизникам удалось увезти бочонки, половина жителей в нашей деревне целый месяц, а то и два, терпела бы нужду.

Стокдэйл, по-видимому, ее не слушал.

- Нет, я не могу так уйти, - сказал он. - Почем знать, может быть, все четверо акцизников убиты.

- Убиты! - с презрением воскликнула Лиззи. - Нет, у нас тут убийством не занимаются.

- Во всяком случае, я дойду до Уормел-Кросса, я хочу сам удостовериться, - решительно сказал Стокдэйл и, - даже не пожелав ей благополучного возвращения домой, повернул обратно. Лиззи стояла и смотрела ему вслед, пока его не скрыла тьма, затем печально побрела к Незер-Мойнтону.

На дороге было пустынно - в такое время года, да еще ночью здесь иной раз часами не попадался навстречу прохожий. Стокдэйл шел и не слышал ни единого звука, кроме скрипа собственных шагов; наконец он очутился возле лесных зарослей у дороги к Уормел-Кроссу. Но еще не доходя до перекрестка, он услышал голоса, несшиеся откуда-то из чащи.

- Эй! Эге-гей! Помогите! На помощь!

В голосах не чувствовалось ни отчаяния, ни какой-нибудь особенной слабости, но тревога в них, несомненно, была. У Стокдэйла не имелось при себе оружия, и, прежде чем ринуться в кромешную лесную темь, он выдернул из ближайшей изгороди кол, - так, на всякий случай. Войдя в лес, он крикнул:

- Что случилось? Кто зовет? Где вы?

- Здесь! - откликнулись голоса, и Стокдэйл пошел туда, откуда они раздавались; пробравшись сквозь кусты ежевики, он очутился подле тех, кого отыскивал.

- Почему вы не выходите на дорогу?

- Мы привязаны к деревьям!

- Кто вы такие?

- Я несчастный Билл Латимер, акцизный чиновник, - ответил жалобный голос. - Подите же сюда, перережьте веревки, сделайте милость. Мы уж боялись, что до утра никто сюда и не заглянет.

Стокдэйл проворно освободил пленников, и они принялись разминаться и расправлять затекшие руки и ноги.

- Мерзавцы! - восклицал Латимер, все более разъяряясь, хотя вначале, когда Стокдэйл только подошел к нему, он вел себя на редкость кротко. - Это все они, те же самые! Знаю я, они все из Незер-Мойнтона!

- Но показать это под присягой мы все-таки не можем, - отозвался кто-то из акцизников. - Ведь ни один не подал голоса.

- Что вы собираетесь предпринять? - спросил Стокдэйл.

- Я бы с охотой вернулся сейчас в Мойнтон и рассчитался с ними, сказал Латимер.

- И мы тоже, - поддакнули его товарищи.

- Будем биться на смерть!

- Да! Да! - поддержали его остальные.

- Но, - продолжал Латимер несколько менее пылко, когда они выбрались из чащи, - мы ведь не знаем наверняка, что эти плуты с перемазанными рожами были из Мойнтона. И доказать это трудно.

- Что верно, то верно, - согласились его помощники.

- А потому предпринимать мы ничего не будем, - закончил Латимер уже с полным спокойствием. - По мне, так лучше быть на их месте, чем на нашем. У меня кожа на руках огнем горит от веревок, которыми эти две здоровенные дылды меня связали. И теперь, когда у нас был досуг подумать, я вот как рассудил: служба королю достается нам что-то слишком дорого. Вот уж двое суток, как я и на часок глаз не сомкнул: ну и, стало быть, разойдемся-ка, благословись, по домам.

Остальные трое с радостью приняли этот план действий, поблагодарив Стокдэйла за своевременную помощь, акцизники распрощались с ним на перекрестке и зашагали по дороге в западном направлении, а Стокдэйл повернул к Незер-Мойнтону.

Священник шел и думал, и мысли его были не веселые. Добравшись до дома, он не поднялся к себе наверх, а прошел прямо в маленькую гостиную, где Лиззи обычно проводила вечера вместе со своей матерью. На этот раз она сидела там одна, все еще в капоре и накидке. Подойдя к ней, он остановился и с минуту стоял, словно в каком-то оцепенении, глядя на разделявший их стол. Так как Стокдэйл молчал, Лиззи подняла к нему глаза, и по выражению их видно было, что она предчувствует недоброе.

- Куда они все ушли? - спросил он каким-то безжизненным голосом.

- Кто?.. Не знаю. Я их с тех пор не видела. Я пошла прямо домой.

- Если вашим соучастникам удастся сбыть эти бочонки, вы, я полагаю, получите большие барыши?

- Одна доля достанется мне, а другая моему двоюродному брату Оулету, еще по доле двум фермерам, а последнюю долю разделят между теми, кто нам помогал.

- И вы все еще не решили, - продолжал он медленно, - отказаться от торговли контрабандой?

Лиззи встала со стула и положила руку ему на плечо.

- Не просите меня об этом, - сказала она шепотом. - Вы сами не знаете, чего от меня требуете. Придется объяснить вам, хоть мне и не хотелось бы. На деньги, вырученные от этой торговли, мы с матерью и существуем. Он удивился.

- Это мне в голову не приходило, - сказал он. - Но на вашем месте я бы лучше нанялся подметать улицы. Что такое деньги по сравнению с чистой совестью?

- Совесть у меня чиста. Матушку свою я знаю с детства, а вот короля никогда и в глаза не видала. Мне дела нет до его налогов, но для меня очень важно, чтобы нам с матерью было на что жить.

- Выходите за меня замуж и обещайте, что перестанете заниматься контрабандой. Я буду содержать вашу матушку.

- Вы очень добры, - сказала Лиззи, видимо тронутая. - Дайте мне подумать. Я не хотела бы решать сейчас.