Пожалуй, еще никогда в жизни я не демонстрировал подобного красноречия.
Но Пат не стал аплодировать. Он начал ругаться. Он обкладывал меня основательно, с ног до головы, самым жутким образом. Он награждал меня такими эпитетами, отпускал такие словечки, каких я никогда не слышал от человека из плоти и крови, а тем более от такого, которому можно дать в морду.
Когда он закончил, мы отнесли фотографии, бумаги и найденный в сейфе блокнот с адресами в соседнее помещение и загрузили все в железную печурку. В тот момент, когда все ее содержимое превратилось в пепел, мы услышали наверху шаги полицейских.
- Это последняя вещь, которую я для тебя сделал! - заявил Пат. - Больше ни о чем не проси меня, пусть хоть тысяча лет пройдет.
- Последняя, - повторил я за ним, как эхо. Я люблю Пата. Он очень порядочный парень. Шестая фотография из пачки была фотографией его жены... легкомысленной, с огоньками в глазах дочки императора кофе.
Дэшил Хэммет. Мертвые китаянки
Когда я вошел по вызову Старика в его кабинет, на стуле неподвижно и неестественно прямо сидела длинная девица лет двадцати четырех широкоплечая, с плоской грудью. Ее восточное происхождение выдавала лишь чернота коротко подстриженных волос и желтоватая кожа напудренного лица. От низких каблуков темных туфель до верха ничем не украшенной меховой шапочки это была современная американка китайского происхождения.
Я знал, кто она, еще до того, как Старик представил меня. Все газеты Сан- Франциско занимались делами этой мисс уже несколько дней. Шанг Фанг, ее отец, в свое время дал деру из Китая, прихватив кое-какое золотишко - по всей вероятности, плод многолетнего злоупотребления властью в провинции - и поселился в графстве Сан-Матео, где на берегу Тихого океана отгрохал себе особняк - настоящий дворец, по мнению прессы. Там он жил, там и отдал Богу душу - и то и другое так, как подобает китайскому сановнику и миллионеру.
Что касается дочери, то эта молодая особа была маленькой китаяночкой, десятилетней Ай-Хо, когда отец привез ее в Калифорнию. Имя Ай-Хо, в переводе - Водяная Лилия, претерпело естественную в Америке метаморфозу и превратилось в Лилиан. Как Лилиан Шан она училась в одном из университетов Восточного Побережья и приобрела пару научных степеней.
После смерти отца Лилиан жила с четырьмя слугами-китайцами в доме над океаном - там и написала свою первую книгу. Теперь писала вторую. Чтобы выйти из тупика, в который зашла работа, понадобилась одна старая рукопись, находившаяся в Библиотеке Арсенала в Париже. Лилиан упаковала чемоданы и в обществе китаянки по имени Ванг Мей подалась в Нью-Йорк. Остальной прислуге поручила заботу о доме. Где-то между Чикаго и Нью-Йорком ей стукнула в голову идея, как решить проблему, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор. Не задержавшись в Нью-Йорке даже на одну ночь для отдыха, Шан понеслась обратно в Сан-Франциско. С пристани парома стала звонить своему шоферу. Никакого ответа. Вместе с Ванг Мей добралась домой на такси. Позвонила в дверь. Безрезультатно.
Едва она коснулась ключом замка, как дверь внезапно отворилась. На пороге стоял молодой незнакомый китаец. Он загораживал дорогу, пока хозяйка не назвала себя. Недовольно буркнул что-то себе под нос и пропустил женщин. Как только они переступили порог, их схватили, связали и завернули в какую-то тряпку вроде портьеры.
Часа через два Лилиан Шан удалось выпутаться, придя в себя в каморке для белья на втором этаже. Она включила свет и начала развязывать служанку. Ванг Мей была мертва. Те ребята, затягивая шнур на ее шее, слегка перестарались.
Лилиан Шан сошла вниз, не встретив ни души, и позвонила в участок в Редвуд-Сити.
Явились два помощника шерифа, выслушали потерпевшую, обшарили дом и нашли еще один труп - тело второй китаянки, спрятанное в подвале. По всей вероятности, она пролежала там с неделю. Лилиан Шан показала, что эта женщина - ее кухарка Ван Лай.
Остальные слуги - Ху Лун и Йин Хунг - исчезли. Из барахла, находившегося в доме и стоящего сотни тысяч долларов, не пропало ни одной мелочи. Никаких следов потасовки не обнаружили. Все в идеальном порядке. Ближайший дом находился на расстоянии почти километра. Соседи ничего подозрительного не заметили.
Рассказано все это было сухо, кратко, по-деловому.
- Я не удовлетворена тем, что делают власти графства Сан-Матео для того, чтобы отыскать убийцу или убийц, - подытожила она свой рассказ, - и хочу воспользоваться услугами вашего агентства.
Старик постучал по крышке письменного стола кончиком своего желтого карандаша, с которым никогда не разлучался, и кивнул головой в мою сторону.
- Что вы сами можете сказать об этом преступлении, мисс Шан? - спросил я.
- Ничего.
- Что вы знаете о своих слугах, которые исчезли? О девушках, которые погибли?
- По правде говоря, очень мало, а точнее - ничего вообще. Их нанимал отец.
- Те двое, которые пропали, как они выглядели?
- Ху Лун - это старик, седой, худой, сгорбленный. Йин Хунг, мой шофер и садовник, помоложе, ему, наверное, около тридцати. Он низкого роста даже для кантонца, но крепкого телосложения. Нос у него сломан и приплюснут посередине.
- Вы не допускаете, что они могли убить женщин? Или один из них?
- Не думаю. Вряд ли.
- А как выглядел тот молодой китаец, чужой, который впустил вас в дом?
- Худощавый, небольшого роста, лет двадцати... На передних зубах золотые коронки. Он показался мне очень смуглым.
- Я попросил бы, мисс Шан, подробнее объяснить, почему вас не удовлетворяет то, что делает шериф?
Она взглянула на Старика, который охотно растянул губы в вежливой, ничего не говорящей улыбке - его физиономия давно стала маской, которая могла скрыть все, что угодно.
Минуту клиентка боролась с раздражением, потом сказала:
- Думаю, они ищут не там, где нужно. Я заметила, что большую часть времени они толкутся возле дома. Ведь это абсурд - ожидать, что убийцы возвратятся.
Не лишне было поразмыслить над ее словами.
- Мисс Шан, надеюсь, вы не думаете, что вас подозревают?
Казалось, она испепелит меня взглядом своих черных глаз:
- Что за вздор!
- Не в том дело, - не отступал я. - Мне важно знать ваше мнение.
- Я не умею читать мысли полицейских. А вы?