Самым неприличным по виду был панк-поэт Джон Кунер Кларк, буйная головушка поэта была украшена сине-розовыми пучками волос. Джон Купер Кларк напоминал гусеницу, поставленную на хвост. Он получил серебряную медаль наглости от «Sunday Times», которая почему-то взялась награждать нас, хотя никто ее об этом не просил. Самым неприличным по содержанию произведений оказался регги-певец и поэт Линдон Квэйзи Джонсон. Симпатично улыбаясь, красивый и чистенький черный проскандировал стихи-частушки, каждый куплет которых заканчивался рефреном «England is a bitch… тат-та…» То есть: «Англия – сука…»
Может быть именно потому, что каждый рефрен заставлял бедного архиепископа опускать голову едва ли не в колени и вздрагивать, Линдон Квэйзи Джонсону досталась золотая медаль. Мне журнал «Sunday Times» присудил бронзовую медаль наглости. По поводу моих строк, где говорилось, что я целую руки русской революции, журналист ехидно осведомился, «не оказались ли в крови губы мистера Лимонофф после такого поцелуйчика?» Если вы учтете, что присутствовали представители еще двух десятков стран и что такому старому бандиту, как Грегори Корсо (он тоже участвовал!) ничего не присудили, то вы сможете понять, как я был горд и нагл. Золотая медаль лучше, спору нет, но я впервые вылез на международное соревнование, подучусь еще, думал я. Плюс, и гусеница-Кларк, и реггаи-Джонсон читали на родном английском, а я – на английском переводном. Я покорил нескольких профессоров русской литературы, и они начали изучать мое творчество.
Я выступил со своим номером в Оксфорде! Я шутил, улыбался, напрягал бицепсы под черной t-shirt, плел невообразимую чепуху с кафедр университетов, но народ не вслушивался в слова. Слова служат лишь музыкальным фоном спектакля, основное же действие, как в балете, совершалось при помощи тела, физиономических мышц и, разумеется, костюма и аксессуаров. Огненным, искрящимся шаром энергии, одетым в черное, прокатился я но их сонной стране. Председатель общества «Британия-СССР» – жирный седовласый mа, плотоядно глядевший на ляжки Дианы, сказал ей, что я – шпион… Я излучал такой силы лазерные лучи, что отправившись с Дианой на audience (режиссер выбирал актрису для одной из главных ролей к новой телевизионной серии), убедил ее в том, что она получит роль, и она ее получила!
В солнечный, хотя и холодный день Диана отвезла свою (отныне и мою) подругу – профессоршу русской литературы – в красивый и богатый район Лондона, в Хампстэд.
Профессорша должна была забрать книги у русской старухи, я знал вскользь, что имя старухи каким-то образом ассоциируется с именем поэта Мандельштама.
– Пошли? – сказала профессорша, вылезя из автомобиля и держась еще рукой за дверцу.
– Нет, – сказал я, – старые люди наводят на меня тоску. Я не пойду. Вы идите, если хотите…
Под «вы» я имел в виду Диану. Вообще-то говоря, у меня было желание, как только профессорша скроется, тотчас же засунуть руку Диане под юбку, между шотландских ляжек девушки, но если профессорша настаивает, я готов был пожертвовать своим finger-сеансом, несколькими минутами мокрого, горячего удовольствия ради того, чтобы Алла, так звали профессоршу, не чувствовала себя со старухой одиноко.
– Какой ты ужасный, Лимонов, – сказала профессорша. – И жестокий. Вы тоже когда-нибудь станете старым.
– Не сомневаюсь. Потому я и не хочу преждевременно соприкасаться с чужой старостью. Зачем, если меня ожидает моя собственная, торопиться?..
– Саломея – вовсе не обычная старуха. Она веселая, умная, и ее не жалко, правда, Диана?
– Yes, – подтвердила Диана убежденно и энергично.
– Она очень интересная…
– Сколько лет интересной?
– Девяноста один… Или девяноста два… – Профессорша замялась.
– Кошмар. Не пойду. В гости к трупу…
– Она сказала мне по телефону, что ей очень понравилась ваша книга. Она нисколько не шокирована. Неужели вам не хочется посмотреть на женщину 9! года, которую не шокировала ваша грязная книжонка…
– Потише, пожалуйста, с определениями… – Я вылез из автомобиля. Они раскололи меня с помощью лести. Грубой и прямой, но хорошо организованной.
После звонка нам пришлось ждать.
– Она сегодня одна в доме, – шепнула Алла, – компаньонка будет отсутствовать несколько дней. Женщина, вдохновлявшая поэта, сама открыла нам дверь. Высокая и худая, она была одета в серое мужское пальто с поясом и опиралась на узловатую, лакированную палку. Лицо гармонировало с лакированной узловатостью палки. Очки и светлой оправе.