И я не ошибся. Герцог заметил мое движение, и постепенно до него дошло, что это сигнал «больше не стучать». Я дал ему кусочек сахара и сказал: «Молодец, Герцог!» Он понял, что все сделал правильно, заржал от радости и потерся головой о мою голову. Потом я долго и упорно учил его танцевать под аккордеон и трюку с кружкой пива.
С самого первого своего выступления Герцог всех нас затмил. Публика отбила себе ладоши, а такое случается не часто. И до чего же это приятно нам, артистам! Все кричали: «Браво! Бис!» — как это водится в настоящем, большом цирке.
С того дня зрители с нетерпением ждали выхода Герцога. Им не было дела до Марины, танцевавшей на кончиках пальцев, а ведь она была хорошенькая. Даже собачка Кармен, такая забавная в своем испанском наряде, совсем их не интересовала. Публика требовала Герцога: «Пони! Пони! Пони!» А когда он появлялся, маленький, слабый, на прямых тонких ножках, такой весь складненький, его встречали криком: «Привет, Герцог!» Они готовы были без конца смотреть номер с задачками, а когда доходило до пива, то публика просто ревела от восторга. Зрители отбивали себе ладони и кивали друг другу: «Вот это да!»
Успех был огромный! Теперь, когда Герцога с нами нет, мы часто вспоминаем времена: «Ах, Герцог! И всего-то от горшка два вершка, а какой артист!» Нам уже не видать такого успеха. Нынче публике скучно на наших представлениях. Мы это видим, а все равно должны быть веселыми и бодрыми. Если моя жена выходит к зрителям с кислой миной, я толкаю ее локтем: улыбнись! Ах, бродячим артистам вовсе не так легко живется, как это кажется!
Пока Герцог был с нами, у нас всегда был кусок хлеба. Люди охотно бросали деньги в тарелку, с которой их обходили мои дети. Мы даже прославились. Нас прозвали «циркачи с волшебной лошадкой». В один прекрасный день явились два хорошо одетых господина и попросили продать нашего пони за большие деньги. У них был эстрадный театр в Лиссабоне, и они хотели включить в свою программу номер Герцога. Я их убедил, что Герцог не может выступать без меня, и предложил взять всю нашу труппу. Мы были неплохие артисты. Антониу мог сделать без передышки двадцать прыжков сальто. Пепе и Марина хорошо работали в паре, а собачка плясала, как настоящая испанка. Но тем людям все это было ни к чему. Они соглашались взять только меня, поскольку я дрессировщик Герцога и он ко мне привык. Сулили мне кругленькую сумму, да я не мог бросить товарищей. И отдать одного Герцога тоже не мог: он был не только нашей «звездой» и гордостью, он стал нам настоящим другом.
Мои дети очень любили Герцога. Часто меняли ему соломенную подстилку, мыли его и чистили, водили к кузнецу подковать. Они никогда не забывали дать ему после выступления добрую меру овса или сена и подлить свежей воды. А как же иначе, ведь он был, можно сказать, нашим главным кормильцем.
Но время шло, и Герцог стал слабеть. Он начал быстро уставать, ноги у него искривились и на них наросли шишки. Мы отвели его к ветеринару, тот прописал лекарства, а на прощание сказал: «При вашей беспокойной жизни пони долго не протянет. Ему нужно больше отдыхать, и тогда он проживет еще несколько годков. Не заставляйте его выступать: он может умереть в любой момент». Мы не придали значения этим словам, решив, что врач преувеличивает. «Надо ведь и докторам зарабатывать себе на хлеб, вот и пугают людей понапрасну», — сказал Пепе, и все с ним согласились.
Вскоре мы убедились, как мало мы в этом понимали: однажды, танцуя под аккомпанемент Пепе, Герцог рухнул на землю. Зрители поглазели-поглазели на упавшего пони и разошлись, не подав нам ни гроша. Им не было жалко ни Герцога, ни нас. Какое им дело до нашей беды, они пришли развлечься!
Нам повезло: Герцог не умер, а только упал от слабости. В тот вечер мы собрались на совет. Пепе считал, что пони лучше всего прирезать, а мясо продать бедноте, у которой нет денег на говядину. Дети подняли крик, и, не вмешайся я вовремя, Пепе плохо бы пришлось. А он-то предложил такое не со зла. Просто есть люди, которые стараются казаться грубыми, чтобы спрятать добрые чувства. Вернее всего сказала моя жена: «Раз ветеринар считает, что Герцогу надо отдыхать, мы должны продать его тому, кто будет с ним хорошо обращаться и не заставит работать». Все с нею согласились. Так было решено продать нашего Герцога.
Несколько дней мы, как могли, его выхаживали, чтобы он немного оправился. Дети не отходили от него ни на шаг, словно родители от ребенка, с которым вот-вот расстанутся. Они то и дело гладили своего пони, приговаривая: «Не забывай нас, Герцог, ладно?»
Потом я отвел беднягу на базар. Много часов простояли мы с ним на солнцепеке. Никто не хотел его покупать. Иной раз подходил какой-нибудь крестьянин, смотрел, качал головой и нес всякую чепуху, вроде: «А на что нужен такой карлик?» или: «Гляди-ка, да ему в самый раз собачья будка! Ну-ка, полай!» Тогда я похлопывал Герцога по загривку и говорил: «Не обращай внимания, дружок. Откуда им знать, на что ты годен».