Ах, сестренка, даже теперь, когда ты вспоминаешь об этом, то все равно не можешь объяснить, что же с тобой тогда произошло.
Дома Ахим начал строить планы на ближайшие дни и сам упивался ими; ему хотелось показать Добрице гамбургский порт, зоопарк и Старую землю; он пригласил ее поездить с ним в автофургоне, пока он будет развозить цветы, пообещал устроить совместное путешествие на пароходике до Гельголанда. Он фантазировал, предлагал, принимал решения, но ни разу не поинтересовался, надолго ли она приехала, а Добрица сидела молча и только смотрела на него. Она давно заметила, что Ахима что-то мучает и говорит он без умолку именно потому, что не может разобраться в самом себе; мы-то считали Добрицу наивной, простоватой, а она сразу сообразила, почему он вдруг снова, да еще суетливо и как-то зло, принялся искать свою половинку сломанной ложки. К тому времени выпил он уже изрядно, его шатало. Он раздраженно ворчал себе под нос и вообще разговаривал скорее с самим собой, она с трудом разбирала лишь отдельные слова. Смешно, твердил Ахим, придавать такое значение какой-то ложке, однако злился он только на себя, а потому выпил еще рюмку-другую вина, так что когда они в конце концов стали укладываться спать, пришлось помочь ему раздеться.
И пусть домашние узнают, что Добрица до самого рассвета не сомкнула глаз, а затем потихоньку встала. Она быстренько собрала вещи, умылась, выложила на стол свою половинку сломанной ложки и ушла, не поев, не оставив ни единой строчки. Прочь, скорее подальше от этого высотного дома — вот и все, чего ей сейчас хотелось, потому она даже не взглянула на маршрут автобуса, просто взяла билет до Главного вокзала и то ли не поняла, то ли не обратила внимания на шофера, когда тот попытался объяснить ей, где надо сделать пересадку. Она лишь чувствовала, что разочарование опустошило ее и лишило воли. Добрица безучастно сидела в автобусе, который ехал и ехал мимо каких-то казарм, палисадников; когда же незадолго до конечной остановки в автобус вошел контролер, проверил билет и потребовал доплаты, то Добрица даже не сунулась за словариком, чтобы попробовать оправдаться. У контролера, видно, был уже опыт общения с иностранцами, поэтому на доплате он настоял, зато штраф взял не целиком, а только половину — углядел, должно быть, что в нагрудном кошельке у Добрицы лежала одна-единственная двадцатимарочная бумажка.
Выпив у какого-то киоска бутылочку сока и съев бутерброд с сыром, Добрица отправилась к Главному вокзалу, она шла вдоль нескончаемых фабричных стен, одолевала необозримо-однообразные жилые массивы, боролась с растерянностью, ибо, к ее недоумению, большинство прохожих, которых она расспрашивала, не знали, как дойти до Главного вокзала. Часа два плутала она по улицам со своим плетеным сундучком, пока не наткнулась на белую табличку с указателем, эти-то таблички и повели ее в нужном направлении.
Чтобы передохнуть, Добрица зашла в зал ожидания, отыскала столик, где можно посидеть одной, заказала чашечку кофе, однако тут же к ней начал приставать грязный старик, выпрашивая мелочь на пиво. Она уже собралась было дать ему денег, но, к счастью, подоспел официант и прогнал старика. Добрица решила сунуться на удачу без билета в какой-нибудь поезд, который шел в сторону Мюнхена, Ей казалось, что если ходить все время по вагонам туда-сюда, то контролеры ее не тронут, особенно если их встречать с невозмутимым видом; а еще можно предложить свои услуги на кухне вагона-ресторана, тогда, глядишь, и удастся проехать самый большой кусок пути до дома. Вдруг она обнаружила, что пропали вещи — дедушкин плетеный сундучок; а ведь она не отходила от стола ни на шаг, однако сундучок исчез — видать, кто-то незаметно прихватил его с собой, то ли какой-нибудь пассажир, то ли бродяга, мало ли их сновало возле столика. Добрица испугалась, кинулась на поиски, обежала вокзал, не обращая внимания на окрики и ругань, выскочила К перронам, пронеслась по ним, но сундучок не отыскался. Один железнодорожный полицейский сжалился над ней, постарался успокоить, даже немного помог искать, а затем отвел в дежурку и велел составить заявление о пропаже.
Представляю, каково было бы любому из нас, ее близких, очутись он за столом в дежурке железнодорожной полиции без документов, без денег, без билета, а вот Добрица, которая слыла у нас робкой и уж никак не находчивой, сообразила сказать, будто все, что у нее потребовал полицейский, находилось как раз в украденном сундучке, где остался и словарик, пропажа которого сейчас ее особенно удручала.