Больше всех разглагольствовал солтыс, смущая своими речами народ.
— Ксендза будете слушать, да? А когда приедет писарь за податью, так подати за тебя ксендз заплатит? А когда есть будет нечего, ксендз тебя накормит, да? Если земли мало, так ксендз тебе добавит? — кричал он.
— Земли не даст, заплатить ни за кого не заплатит, потому что он сам бедняк, а все же ксендз поумнее нас с тобой. Он газеты и книжки читает, так знает, что на свете делается. И не захочет он народ губить, — заметил Сулек, тот, у которого недавно родился сын.
— Так это говорится, а все-таки он не за нас, а за панов, всегда их сторону держит.
— Ясно, сговорились они мужиков отсюда не выпускать!
— Похоже, что так. Когда столько народу уедет, некому будет на них работать, подати платить, на военную службу итти.
— Вот они и боятся без нас оставаться, потому и отговаривают.
— А в Бразилии никаких податей не платят, рекрутов не берут и всякий сам себе хозяин. Это вам я, солтыс, говорю — значит, слушайте!
— И земли там видимо-невидимо!
— И деньги дают на обзаведение!
— И билеты на проезд бесплатно!
— Пишет Антек Адамов, что леса там дремучие. И всё дают, что мужикам надо.
— А чего это они так наших к себе зазывают?
— Не знаешь? Так я это тебе могу растолковать, потому что мне, как солтысу, все известно. В волости паны про это говорили… Видишь ли, царь бразильский разгневался на своих людей оттого, что они и католическую веру плохо соблюдают, и рожи у них черные, как чугун. Вот он позвал самого большого начальника и говорит ему: надоело мне смотреть на этих замарах! И землю они толком обработать не умеют, и ни на что не годны. Надо их прогнать в горы, а сюда ты мне доставь польских мужиков. Лучше их нет: они и работники хорошие и честные христиане. А земли, говорит, у них мало… С этого все и началось! — с важностью заключил солтыс. Его хитрые лисьи глазки так и бегали по лицам мужиков.
Бабы давно ушли вперед, да и мужикам уже хотелось есть, и они стали расходиться.
Винцеркова шла в толпе, жадно слушала все толки и, тяжело вздыхая, поглядывала на деревню, заключенную в темную раму лесов, на зеленые поля и сады в цвету, на небо, такое безоблачное и синее, как на картинах в костеле, и столбы голубого дыма над хатами, на всю эту пеструю и шумную толпу, двигавшуюся впереди нее. Неясная тоска и какой-то непобедимый страх все больше охватывали ее. Но в то же время разговоры мужиков о Бразилии, эти ошеломительные, заманчивые обещания — земля, лес, свобода! — так радовали и воодушевляли ее, что она готова была ехать хоть сейчас, сию минуту.
У корчмы, напротив ее хаты, на повороте проселочной дороги в усадьбу, стояли стражник и несколько мужиков.
Винцеркова сразу увидела их и торопливо направилась к своему дому.
У самых дверей ее догнал солтыс.
— Знаете, управляющий вчера говорил в канцелярий, что Ясека поймать надо во что бы то ни стало, хотя бы ему самому пришлось ловить. А вы тут… — начал он тихо.
— И стражники уже знают?
— Вся деревня знает, что он у вас!
Они вошли в дом.
— Слыхали, что говорят про Бразилию? — спросил солтыс через минуту.
— Слышала. Да разве я знаю, правда это или нет?
— Вы бы хоть о том подумали, что там Ясека вашего никто не тронет.
— Да, придется, видно, ехать. Ничего другого не придумаешь.
— А как же земля? — спросил солтыс с жадным блеском в глазах.
— Продам! — решительно сказала старуха.
— А кто купит? Столько народу хотят продать, а покупатели где? — хитро возразил солтыс.
— Продам хоть за полцены! Земля у меня хорошая, вся в одном месте, и луг есть. Да и дом не из последних, и овин почти новый. Земля обработана как следует.
— Знаю, знаю, что вы самая лучшая хозяйка в деревне. Что правда, то правда!
Винцеркова, не отвечая, ушла в чулан и вынесла ему деньги.
— Вот, солтыс, возьмите и постарайтесь, чтобы те не узнали про Ясека, — попросила она тихо.
— Все улажу, не беспокойтесь. — Он встал, обтянул кафтан. И, уже выходя, добавил: — Как только поправится, сразу уезжайте! Ну, оставайтесь с богом!.. А продавать землю не спешите и никому про это не говорите.
— Ясно, не скажу. А то сейчас догадаются…
— И так уже мужики грозятся… потому что управляющий сказал, что всю деревню притянет к суду за то, что Ясека укрывают.
— Чтоб ему помереть без причастия, погубителю нашему! — крикнула она запальчиво.
— Если вам будет крайняя нужда продать, так я, пожалуй, купил бы… не для себя, потому что у меня гроша за душой нет, а для Адама из Захарек. Он сына женит и присматривает для него землю.