— Подъемник! Эй!
Он сильно вздрогнул. Этот крик прозвучал у него в мозгу, а ему казалось, что он долетел с фабрики.
— Не поддамся, нет!
Он выскочил в окно, вскинул узел на спину и зашагал к станции.
Но дорога шла мимо фабрики.
— Подъемник! Эй!
— Матерь божья! — Пан Плишка прижался к забору и с ужасом смотрел на черные окна…
Ему почудилось, что окна подстерегают его, что за ними, там, в глубине, машины столпились и все уставились на него.
Стояла мертвая тишина, струйки дождя дрожали в воздухе, как нитки бус, и едва слышно шелестели в листве.
Светало. Все яснее видны были здания фабрик. Они вырастали со всех сторон, таились в сумраке, преграждали путь. Серая пыль дождя еще заслоняла их, но они росли в этом хмуром рассвете, громоздились, вытягивались все выше, казались все грознее…
— Во имя отца и сына!
Пан Плишка помчался чуть ли не галопом, закрыв глаза. Миновал фабрику и перевел дух только в поле, у леса. Страшно утомленный, он присел отдохнуть на меже.
Он отошел уже довольно далеко от дома, но фабрика была еще хорошо видна.
Становилось все светлее. Вдруг где-то на другом конце города завыл гудок.
Пан Плишка сорвался с места и торопливо вошел в лес.
А гудки гнались за ним, как собаки, и впивались в самое сердце. Один… другой… десятый… Каждую секунду, каждый миг раздавались эти призывные, пронзительные голоса фабрик!
Пан Плишка оглянулся: сквозь сетку дождя в туманной мгле уже загорались и расцветали над городом электрические солнца.
— Господи! Господи! — бормотал он в ужасе.
Побежал еще быстрее. Он во что бы то ни стало хотел убежать, но гудки преследовали его, выли в лесу, пробивались сквозь чащу деревьев, сквозь мглу, настигали его, хлестали по сердцу, наполняли его болью, страхом, бурным протестом и отчаянием.
Вот и могучий голос его фабрики прорезал воздух. Ах, как хорошо он знал этот голос! Как он его знал!
Пан Плишка остановился, не дыша, ничего не сознавая. А гневный голос фабрики звал его:
— Вернись! Вернись! Вернись!
Спустя полчаса он уже стоял на своем месте в подъемной машине.
— Подавай в белильный!
— Подъемник! В сушильню!
— Эй! В отделочный!
Падали слова команды в глубокий колодец, и пан Плишка, еще более, чем всегда, молчаливый и покорный, поднимался, спускался, как всегда, спокойно, плавно, автоматично.
И только по временам, вспоминая прошедшие дни своего бунта, плакал, но плакал беззвучно, тихо, боясь, как бы не услышали машины.
1900 г.
Примечания
1
Сукман — сермяжный кафтан.
(обратно)2
Запаска — четырехугольный кусок холста, который служит и передником и головным платком.
(обратно)3
Солтыс — сельский староста.
(обратно)4
Костуха, Костуся — смерть (народн.).
(обратно)5
Плебания — дом ксендза при костеле.
(обратно)6
Во веки веков, аминь! (лат.) Служка, коверкая латинские слова, произносит вместо «amen» — «ament».
(обратно)7
Господь с вами, аминь! (лат.)
(обратно)8
Молись за нас, господи, аминь! (лат.)
(обратно)9
Здравствуй, звезда моря. Бога возблагодарим, аминь! (лат.) Вместо «марис стелла» Анджей произносит «марыстели».
(обратно)10
Моя вина, моя большая вина, аминь! (лат.)
(обратно)11
Талес — молитвенное облачение.
(обратно)12
Войт — волостной старшина.
(обратно)13
Агнец божий (лат.).
(обратно)14
Сигнатурка — самый маленький колокол в костеле.
(обратно)