— Красавица моя, дорогуша моя! Иди ко мне!
Затем он решил, что, видно, кто-то украл его индюшку.
— А может, лиса или собака ее съела, — бодро заметил Аугустино на третий день.
— Остались бы перья или где-нибудь кости нашлись, — проворчал Броз.
Рабочие втайне радовались его беде, и если бы от них зависело облегчить его страдания, они бы этого не сделали. Только ради Лиззи и ее детей присоединились они к поискам пропавшей птицы.
Аугустино заметил, что индюк совсем не проявляет признаков беспокойства и, как всегда, жадно клюет зерно. Индюк вовсе не печалился, и, глядя на него, никто не подумал бы, что у него отняли подругу. Аугустино догадывался о тайне индюка. Джо и Тони весело расхохотались, когда Аугустино поделился с ними своими предположениями.
Но хотя Лиззи и детям в течение нескольких недель трудно приходилось, даже Тони не мог заставить себя обнадежить Броза, сказать ему, что индюшка вернется.
Аугустино оказался прав. Однажды ярким солнечным утром Броз пришел на каменоломню весь сияющий и возбужденный.
— Эта чертова индюшка наконец явилась, — радостно крикнул он. — Сегодня утром она важно пришла во двор, а за ней пять индюшат. Ну и зрелище, я вам скажу, лучшего не увидишь!
Ликуя от восторга, Броз сыпал пшеничные зерна индюшке и ее птенцам. «Хлопочет вокруг них так, словно сам их вывел», — издевались над ним рабочие.
Такое вмешательство в его семейные дела индюку не понравилось. Когда же он обнаружил, что его вместе с семейством заключили в огороженный проволокой закуток, он сердито закулдыкал на Броза и, возмущенный таким посягательством на свою свободу, вместе с подругой стал рваться на волю. Птицы не хотели отказываться от своей любимой привычки бродить по холмам и возвращаться во двор, только когда наступало время кормежки, а потом устраиваться на ночлег на старом абрикосовом дереве, что росло возле дома.
Вскоре двое индюшат сдохли, и тогда Брозу волей-неволей пришлось разрешить родителям самим заботиться об оставшихся птенцах.
Каждый день, когда смеркалось, он принимался зазывать индюка, уговаривая его вернуться домой, и сыпал пшеничные зерна, и хотя гордый индюк и его гладкая, красивая подруга снисходили к его просьбам и поглощали свою ежедневную порцию, принимая это и любовь Броза как нечто должное, индюшата один за другим исчезали.
Броз обезумел от горя. Он предполагал, что короткохвостые игуаны, которые делали набеги на гнезда белых леггорнов Лиззи, или ястреб с темно-коричневыми крыльями, уносивший в своих когтях ее цыплят, похитили у индюков их выводок. Индюки не проявляли признаков беспокойства, но Броз то и дело хватал ружье и палил в любую птицу, замеченную в небе. Он подстерегал каждую игуану, греющуюся на солнце, или по шелесту листьев узнавал, что она, прячась в кустарнике, бежит вдоль дороги, и делал из нее кровавое месиво.
Но когда он однажды увидел, как индюк снова одиноко бродит по двору с безучастным и печальным видом, словно чемпион, потерпевший поражение, гнев и ярость Броза сразу остыли.
— Где она, дорогуша моя, красавица моя? — убитым голосом спросил он.
И так как индюк не мог ему ответить, Броз чуть не сошел с ума от горя.
Не похоже, думал он, чтобы индюшка снова снесла яйца. Слишком рано. Кроме того, прошлый раз, когда она сидела на яйцах, супруг ее расхаживал по двору и, как всегда, с гордым видом распушал свой хвост. А теперь, видно, у него такое же состояние, как в тот день у Броза, когда он, побитый, теряя сознание, слушал рев толпы, требовавшей его крови, и нокаут навсегда лишил его возможности выступать на ринге.
В то утро Броз забыл дать свисток, призывавший людей начать работу, — он отправился на поиски индюшки. Много времени это у него не заняло. Под кустом колючей акации, осыпанной желтыми цветами, он обнаружил кучу костей и перьев — все, что осталось от птицы.
Когда он шел обратно домой с останками индюшки в руках, гнев, слепой и неистовый, так и клокотал в нем. Было совершенно ясно, что индюшку сожрала лиса или собака, но Броз обрушился на Лиззи и детей, словно они были виновны в несчастье, которое произошло.
В этот день он бранил рабочих каменоломни, как никогда, орал и бушевал, словно помешанный, и придирался ко всем по любому пустяку. Рабочие давно научились не обращать на него внимания, но сегодня их равнодушие распаляло Броза еще больше.
Закончив работу, люди с радостью увидели, как старший мастер запряг лошадь с каменоломни в шаткую тележку и поехал к поселку Черная Гора, в кабачок.
— Может, он напьется и забудет про этих индюков? — с надеждой предположил Аугустино.