Люди не знают, как именно работает система защиты, они просто живут. И вот я — как раз тот самый неизвестный никому винтик машины, который сейчас на передовой, который отвечает за спокойствие каждого старика, каждого ребенка, каждого Нормального Человека. Они не должны знать, кто я, как я не должен знать своего звания.
— Жди техпомощи, — сказал я водителю и снял обувь. Пошел вперед. Ледяная вода резанула кожу, я стал увязать, чувствуя одушевленность и даже разумность ила. Как будто десяток водяных тянули меня вниз, передавая из рук в руки, желая погубить, но раздумывая сделать это прямо сейчас.
Я вышел на другой берег. Обулся, побежал тихо, экономя силы. Тратить дыхание на крик не имело смысла. То, что я не кричал, меня и спасло. Послышались выстрелы. Я остановился.
Я не мог поверить, что офицер не сдержал слово и расстрелял Узника. Он, конечно, шутил по-идиотски, но был вполне вменяемым Нормальным Человеком. Да и зачем это было устраивать, если им оставалось идти меньше часа через поле?
Я лег в пыль, потому что травы там, где я остановился, не было. Дополз до травы, спрятался. Опять стали стрелять, как будто начался бой. Потом все стихло. Я вдруг подумал, что так нелепо и страшно провалить самое первое задание на должности Исполнителя. Кто вспомнит объективно сломанный мост, а вот то, что я их отпустил одних, — вспомнят все…
«По поручению ГОП[20] и в связи с классификацией данных действий как ЗННТЖГ я сообщаю о своевременном и неотвратимом наказании, которое будет осуществлено путем Приведения в Исполнение данного приговора номер…» — в голове крутилась речь, которую я должен был произнести в Пункте Приведения. Я повторял ее со вчерашнего вечера, желая выглядеть бывалым Исполнителем.
Итак… Мост был сломан стихией, мы живем в материальном мире, перед нами была тупо речка… Мы обязаны были найти решение проблемы. Сама стрельба офицера — на его совести, но тот факт, что я отпустил их одних, — на моей. Это было совершенно незаконно. И теперь мне нужно было сделать что-то очень законное, правильное, переломить ситуацию. Позвонить и сообщить. Но вместо этого я поддался Человеческому Фактору — пополз к лесу.
Никогда после раннего детства я не был так близко к земле. Задышал, впустил в себя ароматы тонких и толстых стеблей, подземной воды и насекомых. Уже давно было тихо, и поэтому как только я достиг леса, встал на ноги, побежал. Вышел к просвету на другую сторону поля. Сначала показалось, что там пусто, но потом увидел лежащие тела. Подошел. Солдаты и офицер были застрелены, оружие похищено. Узника не было.
— 2 —Я уже говорил, что если ехать по Единства, то город за минуту заканчивается и его толком не видно. Но стоит заглянуть за деревья, как начинаются живописные переулки, где все очень здорово устроено для Нормальных Людей, там хорошо гулять. А после переулков — сквер Единства, в сквере тоже хорошо. Потом идет спуск к реке, где имеется известный родник, кинотеатр «Молодость», дом культуры и за вторым изгибом реки поднимается холм. На нем стоит очень древний собор.
Или церковь. Я не очень религиозно и культурно образован, не знаю, чем они отличаются. Но он отремонтированный и большой, так что, думаю, — собор. Все туда ходят, всем нравится. Конечно, когда я был маленький, мы посещали его раз в неделю от школы со звеном ЮДД [21 — ЮДД — Юные Друзья Духовности.]. Но и потом тоже случалось. Там было спокойно, красиво. От собора видно полгорода, иногда просто здорово прийти и посмотреть на Колыч сверху.
В 10.00 мы въехали во двор собора. Наша машина осталась чуть позади, автобус с ОПСВНСП [22 — ОПСВНСП — Отряд Полиции, Сметающий Все На Своем Пути.] подъехал ближе. Бойцы за считаные секунды выгрузились, заняли позиции. Не знаю почему, но прихожане не обратили на нас никакого внимания. Видимо, здесь собралось некое сочетание высокодуховных верующих и Нормальных Людей. А среди Нормальных Людей уже как-то повелось, что иногда ОПСВНСП появляется на улицах, и в этих случаях все реагируют нормально: просто не мешают работать, отворачиваются и продолжают заниматься своими делами.
С другой стороны, это спокойствие означало, что террорист действительно заперся в кабинете батюшки Степана Алексеевича и никак себя пока не проявил: никого не убил, не обидел. Сам Степан Алексеевич стоял рядом со входом и разговаривал с молодым человеком. Я вышел, встал неподалеку. Молодой человек опустил голову, почти не шевелился. Я услышал краем уха: