Но в доме из-за сватовства поднялась целая буря — рыжие не желали родниться с ненавистным соседом, а мачеха к тому же была вне себя от злости, не желая смириться с тем, что падчерица уходит и не вернется. Ведь нанятые служанки изводят даром пропасть керосина и масла, никогда не умеют толком приправить кушанье и вечно подают на стол нечищенный, закопченный самовар. Как только мог почтенный откупщик сыграть с ней такую шутку — пригласить девчонку в гости, зная, что собирается выкрасть ее из дома!
Слабохарактерный супруг, когда она совсем допекла его упреками, оделся и уехал в губернский город, будто бы по торговым делам.
А у тети Йохевед уже готова была большая часть нарядов и белья для приданого. Почти все было переделано из платьев покойной сестры, которые в свое время тоже шили здесь, у нее в доме. На девочкино счастье мода как раз вернулась, так что и перешивать пришлось немного. Грустные воспоминания одолевали тетю Йохевед, когда она глядела на эти старые платья. Но тетка не позволяла себе предаваться воспоминаниям — это могло вредно сказаться на ее астме.
Свадьбу положили сыграть в доме у откупщика, и чтобы не затруднять родственницу, тетя Йохевед все кушанья приготовила у себя на кухне и привезла вместе с приданым; пока собирались гости, она успела накрыть на стол, помогла невесте одеться и с бьющимся сердцем повела ее под свадебный балдахин. И только потом, усаживая невесту в коляску, прижалась к ней и наконец заплакала, горячо и от чистого сердца, уже ничего не боясь и не опасаясь.
По половицам маленького деревянного домика в местечке Камиловка, куда ее привезли после свадьбы, молодая первое время ступала осторожно, как во сне.
Еще не смолкли в ее ушах шум и гомон мачехиного дома, злобные попреки и презрительные окрики — и вдруг словно волшебная сила перенесла ее на тихий луг, где были покой, доброта и любовь.
Изумленно вслушивалась она в ласковый негромкий голос Нахума, встречала нежное и твердое пожатие его руки. Когда он смотрел на нее, из его глаз словно тянулись к ней нити света, и она, выросшая в холодном доме, нежилась в этих лучах, как в солнечном сиянье.
Когда-то, в детстве, она привязалась к старенькой Хае-Рише, в наивной жажде ласки и любви прижималась к доброй корове Мульке — и вот наконец пила любовь полной чашей.
В конце лета, через год после свадьбы, родился сын. Тетя Йохевед обещала приехать, но почему-то задержалась, и Муся осталась на попечении одной только служанки Зоси. Но ей и не надо было никакой помощи, она чувствовала себя здоровой и сильной, ела то же, что и все, и на третий день после родов, сидя в постели, занялась рукодельем.
В тот день в ателье не было отбоя от клиентов, и Нахум лишь на считанные минуты мог вырваться и взглянуть на жену. Он был счастлив и встревожен — лучистый свет его глаз теперь был устремлен на ребенка, спавшего на руках у жены. Оба они еще не привыкли к этому странному, слабому и нежному существу, в чьем маленьком личике так удивительно соединились их черты. К вечеру из столярной мастерской принесли колыбельку, первую кроватку их сына. Муся уложила его, покачала и задремала сама, и сон ее, как помнилось после, был тяжел и полон кошмаров.
Во сне она долго продиралась сквозь лесную чащу; лишь к рассвету удалось ей выбраться из леса на тропинку, с двух сторон обсаженную розовыми кустами, и она поняла, что это не что иное, как «путь, усыпанный розами», — так гласила надпись на открытке, полученной в день свадьбы. Муся хотела идти по этой тропинке, но у нее отнялись ноги. Зная, что так бывает во сне, Муся постаралась поскорее проснуться — но и наяву ноги у нее были как камень.
Наяву был тот же сумрак, что и во сне, и Нахум, ее муж, стоял возле кровати уже одетый, собираясь уходить. Она сказала ему, увидела, как рука его, лежавшая на изголовье кровати, начинает дрожать, и саму ее пробрала тяжкая дрожь.
Словно сквозь туман слышала она, как Зосю, служанку, послали за доктором, и как ужаснулся Нахум, узнав, что того нет дома! Ребенок пробудился с плачем в своей колыбельке; на улице, у входа в ателье, уже стучался кто-то нетерпеливый, и вот у дома остановилась коляска: приехала тетя Йохевед.
Узнав о том, что случилось, она только вздохнула поглубже, чтобы набрать в легкие воздуха, и тут же пришла в себя.
Возчика с коляской она немедля отправила в губернский город за знаменитым доктором, Нахуму велела отнести колыбельку в соседнюю комнату, а сама пошла приготовить ребенку теплое питье.