— Какой там садик? Где ты садик нашла?
Однако все подошли и, ухватившись за верхнюю притолку окошка — такое оно было низенькое, — жадно вглядывались. Действительно, садик был, но очень, очень далеко. Он виднелся в просвете между хлевом и кучей хвороста, за длинными грядами картошки, в старой деревне.
Зузя первая со стоном отошла от окна.
Зузя была самая старшая, но с той поры, как ее смяла соломорезка, ребро у нее, как видно, воткнулось в сердце. У нее часто бывали обмороки, головные боли доводили ее до слез. Немало труда стоило родителям оберегать ее при этаком слабом здоровье. Они разорялись, нанимая других работать за нее, но теперь Зузя упрямо заявила, что сама будет ходить на барщину.
Родители с тревогой видели, что ей опять хуже, и думали: как ей начинать работу на новом месте, когда она так больна?
— Зузя, что, голова болит? Надо бы ей дать чего-нибудь от головы, а то она все плачет и плачет.
— Сейчас сбегаю, попрошу для нее где-нибудь уксусу. Вот только здесь управлюсь и сбегаю, — обещала Юлька.
Отец вышел посмотреть, не осталось ли еще чего на возу, и привел вопившего во всю глотку Юзю.
— Чего ты хочешь? Чего ты? — спрашивала Юлька, сняв с него шапку и приглаживая ему волосики.
Юзя желал, во-первых, чтобы ему не мешали ходить по грязи, во-вторых, — ехать дальше на лошадках.
Смеясь, Юлька высунула голову за дверь и стала звать:
— Лошадки, лошадки, приезжайте за Юзей! Пусть себе едет без таты, без мамы за леса, за горы, за быстрые реки.
Налетел порыв ветра, и что-то застучало по усеянным зелеными почками кустам, по крыше хлева, по хворосту.
— Град! — Юлька решительно захлопнула дверь. Юзя, молча следивший за ее маневрами, снова заревел.
— Дай его Зузе, пусть займет его как-нибудь, — вздохнула мать.
Все вещи были внесены, и они принялись устраиваться в избе. Мать вытирала все тряпкой, сокрушаясь, что вещи так намокли. Юлька украдкой поглядывала на утомленную мать — боялась, как бы не начался один из ее обычных припадков: судороги, а затем оцепенение. Пытаясь прогнать тревогу, девушка шумно передвигала мебель и оживленно обсуждала разные планы на будущее.
— Под стеной посеем подсолнухи, да, мама?
Но отец донимал ее, а еще больше мать, твердя:
— Ох, какие ямы в полу! Словно не в избе, а в поле. Тут можешь сеять — ишь как хорошо вскопано!
— Эко дело, подумаешь! — нетерпеливо возражала Юлька, влезая с образом на стол. — Замешу глину да замажу ямы, и следа от них не останется.
А отец все свое:
— Течь тут будет здорово. Крыша гнилая!
— Ну, откуда вы взяли?! — крикнула Юлька, поднимая голову. — Просто известка не высохла еще. А и потечет, так беда невелика: заберемся с вами, тата, наверх и глиной с хворостом заделаем дыры — только и дела! Лучше бы вы соломы принесли, тата, — нечего на кровати положить.
Она вешала образа, которые мать подавала ей один за другим, а сама то и дело оглядывалась на отца.
— Если не пойдете, так я сама пойду за соломой.
Наконец отец с дочерью вышли вдвоем. Побродили по мокрому двору, спугнули чьих-то кур и, поклонившись людям, смотревшим на них из окошка соседней избы, направились к большим строениям усадьбы.
Дорогой поговорили и сошлись во мнениях: все можно вынести, даже и в худшем месте жить, только бы эта убогая изба была своя, на своей земле, хотя бы в пустыне или где в Америке!
— Тогда бы и заклеенные оконца ничего, и дырявая крыша. Чем попало заткнуть — и работать себе и чего-то в жизни добиться, — горячо говорила Юлька.
Но если приходится на других работать, то уж по крайней мере хочется жить хорошо.
Неподалеку от барского сада Качмарек остановился:
— Что это тут делают?
Земля в одном месте была разрыта, а рядом была известь в яме и штабелями сложен кирпич.
— Что-то строить будут. Идемте же, тата! Дождь утих, теперь наша солома не замокнет.
Качмарек поглядел на кирпичи, даже поднял и подержал один в руках. Они пошли дальше.
Когда они воротились домой, в избе весело зашелестела золотая солома. Ее обернули холстами, положили на кровати, и сразу стало уютно от сознания, что есть на чем отдохнуть.
Подходили они к избе со страхом, не случилось ли чего с матерью, но застали ее веселой и бодрой. Она успела развести огонь, поставила что-то вариться в горшках, познакомилась с соседями. Семья эта, оказывается, живет в Русочине вот уже десять лет. Фамилия их Миколайчик. Дали они ей уксусу для Зузи и хворосту на растопку. Дети их только что тут были. Хотели даже принести им всего на новоселье.