Она встала, стряхнула пыль с платья и пошла к господскому дому. Если Щепан ищет ее, то не тут, а там, во дворе или в доме.
Дорогой послышался ей какой-то отдаленный шум. Она вспомнила, что и во сне ей чудились чьи-то ужасные крики. Она остановилась, прислушалась. Но уши ее напряженно ловили звуки с другой стороны, откуда, может быть, идет к ней Щепан в глубоком раскаянии.
Около цветника перед домом было тихо, ни одна песчинка на дорожке не шевелилась. Солнце пронизывало сад тонкими пурпуровыми лучами, и в свете их розовели даже густые тени.
Юлька присела на пороге открытой кухонной двери. В кухне тоже никого не было. Видно, все пошли гулять в поле, как всегда в праздник под вечер. В кадке с водой отражался кусочек неба. В кустах сирени перед кухней ворковала горлинка. Ласточки летали очень высоко, что предвещало хорошую погоду. Время шло, но никто не показывался. Юлька заметила, что две курицы притаились в кустах и остались незапертыми на ночь в курятник. Она встала, чтобы согнать их с ветки, на которой они дремали, — и застыла как вкопанная. То, что ей слышалось давеча, было действительно криком, и раздавались эти крики уже где-то неподалеку. Можно было различить голос пана, но, кроме того, кричали еще другие люди, как будто приближаясь с поля.
Юлька узнала хриплый голос каретника. В вечернем небе щебетали ласточки, а он рычал:
— В порядочном хозяйстве должен быть насос! Насос должен быть!
Голоса больше не приближались, и Юлька бросилась туда, откуда они доносились, — к воротам усадьбы.
У пруда, где всегда мыли овец, стояли все: пан, пани, дети, дворовые — и там-то кричали, как будто что-то случилось у воды.
Вдруг все двинулись вперед и снова остановились — на этот раз на дороге — и снова топали ногами, вопили. Некоторые отделялись от толпы и уходили.
Юлька преградила им дорогу, спрашивая, что случилось. Взволнованные, еще не остывшие от возбуждения и крика, они отвечали кое-как, оборачивались и продолжали грозить стоявшим на дороге.
Одни орали, что если крестьянским коровам корма дают мало, то отчего было мужикам и не выгнать их пастись в овраг? Другие — что коровы паслись в овраге, а клевера никто не трогал, выкосили столько, сколько приказал пан, не больше. А кто-то надрывно вопил, что мужики — не разбойники, чтобы поджигать пшеницу.
Но Юлька поняла, что случилось, только тогда, когда увидела отца. Он вместе с паном прорвался через толпу, и оба шли и кричали друг другу ужасные слова, кричали так, что даже эхо звенело в плугах, лежащих у сарая.
— Для этого я тебя брал? Для этого ты мой хлеб ешь? — хрипел пан.
А отец Юльки вдруг выкрикнул:
— Я на вашем хлебе не разжился!
— Не разжился, а на махорку хватило, чтобы пшеницу сжечь?!
— А пусть тем добра не будет, кто наврал, будто я курил в поле! Пусть они скажут это мне в глаза, эти брехуны, что человека загубить хотят!
— Это ты меня сгубил! По миру меня пустишь, сукин сын, если будешь так хозяйничать. Но раньше ты у меня пойдешь побираться!
— Стану я сидеть и дожидаться этого! Уж теперь меня не уговорите по ночам ваш хлеб в поле стеречь, нет!
— Иди, ночуй на том поле, что мне спалил! Его стереги!
— А кто это поле обрабатывал? Да неужто я бы стал поджигать то, что я сеял и своим потом удобрял?! Нет, когда вас поджигать будем, то не с хлебов начнем, не с поля!
— Иди, ночуй там! — не слушая, кричал пан уже во дворе усадьбы. И вдруг зашатался и, схватившись, чтобы удержаться, за розовый куст, вырвал его с корнем.
Сразу наступила тишина. Одни побежали спасать пшеницу, другие спокойно разошлись.
Юлька хотела бежать за отцом, но ее спешно послали в конюшню с приказом запрягать и ехать за доктором.
— Пан захворал! — кричала она, несясь по двору к конюшне.
У колодца два конюха поили лошадей, они молча прислушивались и с напряженным вниманием посматривали в сторону дома.
— А где же это пшеница сгорела? — зашептала Юлька со слезами.
Конюхи все так же молча указали ей на открытые ворота между овинами. Она вышла через эти ворота в поле и увидела: громадное пространство — самое большое пшеничное поле во всем имении — было истреблено огнем и словно покрыто черными перьями. Над ним сейчас заходило солнце.
Так вот что творилось, вот какое несчастье свалилось на людей, пока она спала в саду, пока плакала, жалея себя. И ведь снилось ей, что кто-то кричит!