Вокруг наседки со всех сторон сновали цыплята. Они путались у матери под ногами, а она осторожно поднимала ноги, чтобы на кого-нибудь из них не наступить.
Я сыпала крошки, и цыплята топтались розовыми лапками у меня по ногам. Они ничего не боялись и вспархивали мне даже на ноги, склевывая крошки, которые упали на туфли. Но когда мать им что-то напевно кричала, они немедленно убегали, чтобы посмотреть, что она там нашла вкусного?
Вдруг наседка заметила ломоть в моей руке.
Она подошла и внимательно оглядела, что вокруг ломтя. Глядела она каждым глазом порознь, предостерегающе кудахча.
Наконец она убедилась, что вокруг только воздух и кто-то, с кого сыплются такие хорошие крошки.
Тогда, дико вскрикнув, наседка клюнула ломоть.
Отломив кусочек, она быстро проглотила его, прикрывая глаза.
— Пошла, — говорю я, — это для детей.
Но наседка, вытянув шею, смотрела сверху с видом захватчицы, не убегает ли чего доброго хлеб. Потом долбанула опять. Этот кусок она расклевала цыплятам.
Через минуту уже ничего не осталось. Цыплята поклевали еще песок и камешки, попищали немного вокруг моих ног и ушли. Кроме одного, который отстал от семьи. Увидев, что он совсем один, цыпленок взмахнул куцыми крылышками, бросился вперед, вернулся и снова побежал, издавая пронзительные стоны. Потом остановился и, печально попискивая, стал клевать землю. Гребнул раз, другой, порылся в хворосте, присматриваясь к разным вещам.
Вдруг, вспомнив о своем несчастье, цыпленок усилил жалобные вопли и снова заметался и забегал.
Мне его, разумеется, было очень жалко. Я встала и пугнула его в ту сторону, куда ушла наседка. Но он кинулся в противоположную.
Я порядком помучилась, пока наконец он не услыхал за кустами голос матери и не побежал туда.
Но вот наступило роскошное лето, и часы блаженного покоя миновали. Цветы на клумбах сильно разрослись. Уже не видно было между ними серой земли. Всюду — листья и стебли, листья и стебли. Ветви с клумб сняты. Все зацвело, заблагоухало. Мы были убеждены, что теперь-то куры не придут рыться у нас в цветах. Ведь они и думать забыли, что там, под цветами, была эта податливая земля, предназначенная именно для рытья. А теперь, если бы и заглянули, то не догадались. Все покрыто цветами. Но нет, не забыли, бездельники, и догадались!
Однажды идем мы, а куры тут, на клумбах!
Что делать? Мы припомнили старый боевой клич — и вторая война с курами началась.
Итак, первым делом всем было велено смотреть, чтобы куры не разбредались по саду. Но этого-то как раз никто и не мог усмотреть, и куры постоянно разбредались. Они похаживали себе тут и там, разыскивая что-то в земле. Так как на клумбах было больше всего солнца, куры особенно охотно шли туда. Они старательно рылись в земле, с силой отбрасывая ее назад, а вместе с землей вновь летели истерзанные цветы. Потом куры садились в теплую серую ямку, переваливались с боку на бок — «купались», поднимая облака пыли, и, усевшись поудобнее, нехотя клевали все, что при этом выгребалось. Наконец они преспокойно засыпали вокруг петуха, у которого были золотые, зеленые и синие перья.
Именно тогда-то кто-нибудь и натыкался на них с криком. И начиналось: сзывали собак, бегали, гонялись, стучали в окна усадьбы. Куры долго не догадывались, что дело в них. Они неуверенно подымались и снова усаживались, поглядывая испуганным глазом на петуха, который издавал тем временем нетерпеливые вопрошающие крики.
Но когда «карательный отряд» с палками и собаками был уже близко, они быстро подхватывались и мчались без оглядки, вытянув шеи, истошно крича и стараясь нырнуть в глубь зарослей.
Наконец, перепуганные, они появлялись на птичьем дворе.
Однажды нам стало очень жалко наших кур. Каждый ищет, где лучше. Им было лучше всего в цветах на клумбе, должно быть, из-за рыхлой земли. Они ведь не понимают, что вредят нам. И надо им дать то же самое, но только чтобы это и нам было не во вред. Мы решили попробовать с ними по-хорошему.
На птичьем дворе, за флигелем, мы вскопали кусочек грунта и хорошо его разровняли. Мы приходили туда ежедневно, насыпали немного зерна и во весь голос сзывали: «Цып-цып-цып!»
Куры выныривали изо всех уголков сада и бежали к нам. Мы повторяли это долго и терпеливо. Долго и терпеливо. Пока, наконец, куры не привыкли. Они просиживали теперь целые дни на этом вскопанном для них месте и больше не ходили в парк. Им теперь было и тут хорошо.