Панна Винчевская была очень маленькая и подвижная, как паучок. Ее не совсем прямые, хотя и не явно кривые ноги были так худы и тонки, что, казалось, вот-вот подогнутся и сломаются. У нее было смуглое лицо, узкое, длинное и сухое, как щепка. Во рту не хватало передних нижних и верхних зубов, и в улыбке обнажались светлые десны, похожие на мякоть раздавленной клубники. Тусклые, чернильно-черные волосы, казалось, придавливают эту хилую преждевременно и лихорадочно увядающую фигурку. Черные глаза обжигали, словно горячие капли сургуча. Прежде чем приступить к работе, панна Винчевская несколько раз бегала то в свою комнату, то в зал, а неутомимая собака всюду сопровождала ее.
Наталия начала с проверки книг, лежавших на полках. По инвентарной книге она читала номер, а панна Винчевская, стоя у шкафа, проверяла, на месте ли книга под этим номером и как она называется. Наталия обратила внимание, что чтение названий идет не очень гладко. Панна Винчевская запиналась на широко известных классических литературных именах, перевирала названия шедевров, знать которые так же необходимо всякому культурному человеку, как умываться и причесываться. При этом, казалось, она совсем не замечала ни своих ошибок, ни удивленных взглядов недоумевавшей Наталии.
Проворно бегала она от полки к полке, вскакивала на столик, заменяющий стремянку, и перетаскивала этот столик с места на место, пугая им свою собаку.
— Принеси мячик, — топая ногой, приказывала она Линде. — Ну, принеси же! Ах ты, мамочка!
Собака тяжело подпрыгивала, лаяла и опять вертелась вокруг себя.
— Вы только посмотрите! Нет, вы только посмотрите! — радовалась библиотекарша. — Ах ты, моя героиня, — добавляла она, многозначительно глядя на Наталию.
— Как же, как же, — объясняла она, похлопывая Линду книгой, которую держала в руке, — мы ведь получили медаль за геройство на рынке в Катовицах.
Наталия уже знала историю Линды. Всего за два посещения центрального правления панна Винчевская успела несколько раз рассказать, как собака пробежала в сильный мороз тридцать километров, чтобы известить силезских повстанцев, что ее хозяйка посажена немцами в тюрьму, как она привела их затем к воротам тюрьмы и как все закончилось награждением обеих героинь на рыночной площади в Катовицах.
Однако Наталия не считала, что с помощью этого героического мифа можно успешно работать в библиотеке. Ей было стыдно, и она сердилась на себя за то, что просто не знает, как нейтрализовать доблестную собаку и это тяготеющее над всем, как камень, былое геройство. Но сделать ничего не удалось.
— Я уже слышала об этом, — сухо ответила Наталия на замечание о Катовицах.
— Боже мой, — с грустью произнесла панна Винчевская. — Я не понимаю... Вы опять совсем не считаетесь со мной...
В ответ Наталия назвала номер книги, а спустя некоторое время сказала как можно спокойнее:
— Меня сердит, как вы читаете названия — будто впервые слышите об этих книгах и авторах.
— Впервые? — удивленно спросила панна Винчевская таким тоном, каким кричат бабы, когда, подбоченившись, ссорятся между собой. — О боже мой! Впервые! Да я просто не понимаю, как вы можете так говорить!
Всем своим видом она показывала, что не понимает, в чем ее упрекают, и лишь смутно чувствует какую-то опасность, грозящую ей. В выражении ее лица и в том, как она возмутилась, было затаенное раздумье и хитрая, почти звериная настороженность.
— Слабоумная она, что ли? — спрашивала себя Наталия.
Но панна Винчевская, видимо, начинала понимать, в чем дело, и обнаружила это доступным ей образом. Называя какую-то книгу, она неожиданно заметила:
— Недавно я посоветовала прочитать ее Юзефу. Это наш лучший читатель. Так он благодарил меня. «Вы, говорит, уж знаете, что нам посоветовать».
Наталия промолчала.
Вскоре, когда они дошли до научного отдела, панна Винчевская еще раз испробовала свой новый метод. Проверяя очередной номер, она после минутного раздумья прочла заглавие: Юзеф Сапальский, «Изучение органических существ земного шара».
— Очень хорошо, — воскликнула она, — я как раз хотела взять эту книгу. Я давно хотела прочитать ее.
Наталия внимательно посмотрела на нее.
— Вы хотели взять эту книгу? — спросила она. — А не лучше ли начать с Мицкевича?
Глядя в угол, панна Винчевская немного помолчала, словно не могла сориентироваться в размерах грозящей ей опасности, а потом ответила присущим ей тоном:
— О боже мой! Я не знаю Мицкевича! Как можно так говорить!
— Давайте скорей, — торопила Наталия. — Переходим к пропавшим книгам.