Выбрать главу

Наталия взглянула на нее искоса и заметила, что с лица Винчевской совершенно исчезло настороженное выражение. Она была спокойна и в своих обстоятельствах чувствовала себя как дома.

Наталия побледнела от гнева.

— Подумайте лучше о потерянных книгах, — сказала она с горечью.

Панна Винчевская нахмурила черные брови.

— О боже мой, — простонала она с такой обидой, словно ей нанесли тяжкое оскорбление. — Вы опять за старое. Почему потерянные?..

При дальнейшей работе выяснилось, что дело обстояло хуже, чем предполагала Наталия. Много времени ушло на приведение в порядок формуляров. Когда Наталия выразила удивление, почему они не были разобраны перед ее приходом, пана Винчевская заявила: «Ах, какие-то глупые карточки попали не на свое место, а вы опять сердитесь. Я мигом все сделаю».

Но «мигом» она ничего сделать не сумела, только опять все перепутала. Наталия вынуждена была разбирать формуляры сама. Между тем панна Винчевская силилась поддержать дружеские отношения, на которые, как ей казалось, она имела право после сделанных в чайной признаний.

— Что вы делаете со своими волосами? Они так хорошо лежат у вас. Ах, если бы у меня волосы держались без завивки. Ездить в город к парикмахеру нет времени, вот я и хожу как огородное пугало. Впрочем, я особенно и не забочусь об этом.

Потом она вдруг защебетала, обращаясь к собаке:

— Ах ты, дама моя, бедняжка, героиня моя! Принеси, ну, принеси мячик!

Собака начала прыгать по комнате и вместо мячика принесла из угла большой серый камень, который с шумом уронила на пол. Когда Наталия оглянулась на стук, панна Винчевская, смеясь, объяснила:

— У нее был мячик, но она изгрызла его. Пришлось принести этот камень... А вы знаете, она умеет считать! Когда солдаты рассчитываются, она смотрит и лает при счете. Ну-ка, Линда! Раз! Два! Три! Четыре! Видите, как она подпрыгивает и поскуливает. Вам не кажется, что в ней много человеческого? Ведь она пожертвовала собой... Тогда, в Катовицах. Чтобы собака пробежала тридцать километров по такому морозу для спасения человека!.. И это Линда, моя Линда, которой так вреден холод и...

Наталия взглянула так отчужденно и холодно, что панна Винчевская замолчала.

А Наталии, пожалуй, впервые в жизни захотелось ударить кулаком по столу и выругаться. Раньше она всегда думала, что только страх вызывает в человеке жестокость. С детства она до ужаса боялась пауков и клещей. Когда она видела около себя этих насекомых и не могла убежать, она давила их, зажмурив глаза и вспотев от отвращения и страха. Теперь она поняла, что нарочитая глупость тоже пробуждает жестокость. С трудом владея собой, Наталия объявила панне Винчевской, что, как выяснилось, все книги, которых нет на месте, или неправильно отмечены в формулярах, или просрочены, или давно возвращены читателями и бесследно исчезли.

— Так уж сразу и «бесследно», — несколько растерявшись, возмутилась панна Винчевская.

— Если книга в формуляре одного читателя вычеркнута, а на другого не записана, и на полках ее нет, то как же я могу знать, куда она делась?

— Ах, боже мой, — негодовала библиотекарша. — Я же говорю: книги выданы, а вы — «пропали да пропали»!

Придя в себя через некоторое время, Наталия уже спокойно пыталась объяснить панне Винчевской, что при таком порядке, а вернее при таком беспорядке в ее работе, злополучная солдатская читальня будет тотчас разорена. Панна Винчевская теперь уже открыто и отчаянно начала спорить. Она утверждала, что совсем наоборот, читальня при ней работает лучше — ведь никто понятия не имеет, что тут делалось до нее. А работы уйма, и, вполне естественно, можно сделать две-три ошибки. И, кроме того, вероятно, все, на что сердится пани Штумская, наделала предшественница панны Винчевской.

— Вы говорите, что книги просрочены. Вот, например, эта книга. Записано, что она выдана в январе. А ведь год не указан? Наверное, это было полтора года назад. Это, в конце концов, можно узнать по почерку. Тут почерк не мой. У меня наклон в эту сторону, а здесь в другую. Сразу можно различить.

— А это тоже не ваш почерк? И это? И это? — спрашивала Наталия, показывая ей формуляры, на которых чьей-то рукой около даты января был обозначен текущий год.

Панна Винчевская тщательно рассматривала карточки.

— Да, это я писала, не отрицаю. Хотя... День написан как будто моей рукой, а месяц, кажется, не моей. Но я не спорю. Кто там? — крикнула она вдруг, прислушиваясь. — Извините, я должна посмотреть. — Она выбежала вместе с собакой и скоро вернулась: