И причину всего совершавшегося в мире зла она видела, как в первородном грехе, в этом опаздывании. Чтобы не томиться ожиданием, она отправилась на поиски неверного садовника. Дома она его не застала, а нашла его на городских плантациях; он сказал, что сейчас придет, и Октавия, успокоившись, покончила по пути еще с какими-то делами и не спеша отправилась домой. Садовника все еще не было. Октавия не могла поверить.
— Как это, — недоумевала Октавия, обращаясь к работнику, — ведь он пошел ко мне. Я сама видела, как он пошел, — повторяла она с укором, словно работник был виноват в том, что садовник не явился.
Октавия ждала и ждала. Все время кто-то стучался, она вскакивала и бежала, чтобы услышать: «Маляр пришел!» «Стекольщик пришел!» «Насчет квартиры пришли!» Приходили все, кроме с таким нетерпением ожидаемого садовника.
Он пришел уже ближе к вечеру и очень торопился — ему нужно было еще сегодня посадить цветы на приморском бульваре. Он собирался только показать работнику, что и где нужно сделать, но Октавия и слушать не хотела, не отпускала его, рассвирепела и, держа его чуть ли не за полу, работая вместе с ним, добилась, чтобы все было сделано. Только тогда она наконец облегченно вздохнула. В приведенном в порядок садике, ей казалось, было что-то спасительное, он придал всему дню какую-то завершенность.
Октавия позвала Кропковского, чтобы показать, как выглядит теперь сад.
— Нет, — говорила она, побуждаемая благими намерениями, — я никому не сдам нашей летней квартиры. Не давайте объявления. Это просто нелепость тесниться в одной комнатушке. Мой муж после целого года работы тоже должен отдохнуть в хороших условиях, да и мне кое-что полагается. Нельзя лишать себя единственного удовольствия, верно?
— Разумеется, — решительно ответил Кропковский, — нельзя лишать себя единственного удовольствия.
— Верно? Почему мы должны себе во всем отказывать?
Последний день своего пребывания у моря Октавия посвятила установке цветочных горшков на окнах и балконах. В этот день сделалось вдруг тепло, даже жарко. Небо было пасмурное, холмы покрыты как бы бурым туманом. Солнце светило тускло, с алым отблеском. Октавия радовалась, что теплый дождь оросит ее сад.
Когда она подняла один из горшков, чтобы отнести на нижний этаж, ей вдруг сделалось плохо. Она почувствовала острую боль не то в груди, не то в пояснице. Ноги обмякли, в глазах потемнело.
Поддерживаемая работником, она еле доплелась до своей комнаты.
Парень побежал за Кропковским, но его в эту пору никогда не бывало дома, а молодая жена его еще лежала в постели. Приподнявшись на подушках, она, как бы выказывая сочувствие, посоветовала ему пойти на пятый этаж, к Кринской.
— Хозяйка, — добавила она, — с ней знакома ближе, чем с другими жильцами.
Кринская действительно тотчас прибежала. Это была стройная, но уже увядающая миловидная дама приятного обхождения. Она сразу нашла нужные лекарства, распорядилась, чтобы нагрели воду для компресса. Благодаря принятым мерам Октавия начала приходить в себя.
— Может быть, — спросила Кринская приглушенным голосом, словно привыкшим к шепоту, — послать телеграмму вашему мужу?
— Боже сохрани, — всполошилась Октавия, окончательно придя в себя. — Его нервы не вынесут этого. Он так много работает, ему необходим покой. И потом — это ведь чепуха, со мной это часто случается.
— Неужели вы думаете, — добавила она немного погодя, — что мой муж будет сидеть возле меня, когда я больна? Дети — да, но он — всегда удирает из дому. Да я его и не виню. Он очень ко мне привязан и всякое такое, но кому приятно, когда в доме больные.
Кринская прошептала с сочувствием и невольным хвастовством:
— А я даже представить себе не могу, чтобы Янек не сидел возле меня, когда я больна.
— Знаю, — сказала Октавия, снисходительно улыбаясь, как ребенку. — Я ведь вижу, ваш муж носит вас на руках. Но это, скажу вам, исключение, это редко на чью долю выпадает, — добавила она грустно, тем тоном, каким люди непривилегированные стараются подчеркнуть свое превосходство. — Лучше моего мужа нет никого на свете, и однако...
Голос у нее задрожал, лицо перекосилось, в глазах появился ужас, и она заговорила громко, как делают всегда, когда хотят заглушить подступающие слезы.
— Разные, скажу вам, бывают женщины на свете. И не одну из них можно было бы спросить, почему она сохраняет верность. Но что поделаешь? Причины могут быть разные, у меня, например, это от характера. Такой уж у меня характер, — и Октавия вдруг расплакалась.
Кринская поглядела на нее с испугом и тут же заторопилась.