А экономические связи никуда не делись. Как торговали, так и продолжали и больше половины польского импорта и экспорта, приходилось на Россию. Когда отделялись, морды надували и с гонором шляхетским кричали про светлую жизнь без сосущих кровь оккупантов. Получили изрядный застой, таможенные войны в Европе, где свою промышленность и сельское хозяйство желали поддерживать, а не кормить ляхов и проблемы с немецким и еврейским меньшинством. Богатой жизни не вышло. На Украине и то лучше жили.
Вот и сдулись моментально германцы. Повторения Великой войны они не хотели. Поодиночке можно воевать и с Францией, и с Россией. Вместе не посмели. Англичане как всегда в стороне стояли и ничего не делали. Ни вашим, ни нашем. Опять повторение 1914 г. Не решились германцы и правильно сделали. Большой войны не было. И так, объединенная с Австрией Германия, экономически сильнейшая держава в Европе и намертво привязала к себе Восточную Европу. Вечное соперничество продолжается уже на другом уровне.
А вот большевики бы согласились на раздел. Им надо было выйти из изоляции, в которую сами себя загнали. Пойти на союз с Германией хороший тактический шаг, сулящий в будущем большие дивиденды. Одна проблема. Германия остается один на один с Францией и вполне способна победить. А как-то так неизменно получалось в истории, что каждый гегемон Европы навещал Россию, поставив всех остальных по стойке смирно. Наполеон и Карл, коалиция в Севастополе… Вечно России указать на место младшего и слабого пытались. Дипломатия — это искусство противовесов. Даже дружить лучше через голову соседа. У него претензии территориальные и экономические имеются. Непременно и исторические найдутся. Триста лет назад при желании несправедливость обнаружит, а если потребуется и тысячу.
Поэтому имеющая претензии к Польше Германия выгодна и с ней можно и нужно сотрудничать, а выходящая к границам России абсолютно противопоказана. Исчез буфер, появились новые проблемы. Вот тут и начинается самое интересное и самое сложное. Оценить реальное соотношение сил исходя из альтернативной реальности. Мирон невольно улыбнулся над забавным словосочетанием. — И рассказать про ход войны. "Шапками закидаем" никак не получится, немцы воевать умеют…
— Папа, — осторожно позвал детский голос. Мирон моментально соскочил с капота на землю. Фантазии фантазиями, а дети всегда важнее.
— Что сынок? — спросил он.
— Ты обещал показать шашку, которой дед срубил самого главного рябого яврейского комиссара под Царицыным.
— Историк, — язвительно сказал, появляясь из темноты Батя. Тоже, наверное, отдохнуть от бесконечных словословий пытался, — с глубокими знаниями, приобретенными в университете. Етить тебя… Лучше бы в детстве слушал внимательно рассказы.
— Нет, внучек, не яврей то был. Кавказец.
— Но ведь комиссар?
— Еще какой! Целой армией командовал. А уж расстрелять невинных, ему было раз плюнуть.
Не надо нам папу, — с ехидцей сказал Батя. — Я тебе сам внучек покажу и все правильно расскажу. Дед на то и существует. Пойдем.
Карфаген должен быть разрушен?
Возможно ли существование на Земле двух разумных видов? А что от этого изменится?
Великий город горел. Все вокруг было затянуто черным дымом. Не помогли ему мощные стены и доблестные граждане, готовые отдать свои жизни за свободу. Путь к цитадели после прорыва через пристань занял почти шесть суток. Вся прилегающая местность была застроена четырехэтажными домами. Из каждого окна стреляли из луков, метали дротики и бросали камни. Осаждающие вынуждены были брать дома штурмом по очереди. В узких переулках шла непрерывная резня. Отряды жителей появлялись из малозаметных дверей и кривых переулков и убивали воинов.
Озлобленные сопротивлением воины стали ломать стены домов, обрушивая их и поджигать. Пока огонь расчищал дорогу вперед, сносились уже захваченные здания. Одни погибали в рукопашном бою, другие падали с крыш. Тысячи гибли при падении зданий. В таких случаях не помогали и тайники. Раненые, искалеченные и обожженные, добивались, не взирая на пол и возраст. Страшный крик убиваемых, умирающих и убийц стоял над городом. Казалось, что кричит умирающий город.
На седьмой день к переполненной беженцами цитадели подошла двойная тысяча отборных воинов. Брать крепость штурмом было бы проблематично. Она была построена на отвесной скале, и внутри находилось почти 50 тысяч жителей, готовых дорого отдать свою жизнь. В начале штурма в городе проживало почти полмиллиона. Огромный город протянул свои щупальца по всему цивилизованному миру. Рано или поздно два развивающихся центра должны были столкнуться. Немного осталось от первоначальной численности населения.