Появление пятой кошки стало событием неизбежным. Пятой, как и четвертой, грех было жаловаться на хозяев. Хотя, конечно, не так проворно выполнялись ее капризы, да и наезжающие временами внуки норовили выдернуть клок из хвоста или согнать с насиженного стула. Под конец у животного обнаружилось ожирение последней степени, повлекшее за собой многочисленные болезни, недомогания и вполне ожидаемую кончину.
Последнюю кошку баба Лиза завела, уже оставшись одна, и не расставалась с ней ни на минуту. Они ели из одной тарелки, спали в одной постели, прижавшись друг к другу, вместе выходили во двор дышать воздухом на скамейке, а вечерами сидели в кресле и разглядывали семейные альбомы. Женщина неторопливо листала свою жизнь, запечатленную и измеренную в кошках, улыбаясь их усатым фотографическим мордочкам. А кошка недоуменно мотала головой, не понимая, откуда взялось в доме столько кошачьих рож. Ведь она привыкла быть единственной и самой любимой. Она так и умерла в кресле, во сне, уткнувшись в очередную фотографию.
Происшествие
Проснулся Вадим Степанович позже обычного. Сегодня он мог сделать себе такую поблажку. И сделал. Он полежал еще некоторое время в постели, потягиваясь под одеялом, потом встал, накинул халат и, шаркая тапочками, направился в ванную освежиться.
Вода показалась слишком холодной, как ни крутил Вадим Степанович кран с красной нашлепкой, теплее она не становилась. От такой воды по лицу прошло раздражение, усугубленное жестким махровым полотенцем – надо бы сменить на вафельное. Вадим Степанович достал щетку, выдавил на нее зубную пасту из тюбика, но не попал. Жирный белый червяк нырнул в раковину. Вторая попытка оказалась удачной, и на щетке застыла густая синеватая волна, а первую сечку Вадим Степанович списал на тусклую лампочку, которую тоже давно надо было сменить. Вадим Степанович принялся тщательно, круговыми движениями по предписанию врача, втирать пасту во все полости рта и, наконец, взглянул в зеркало.
То, что он увидел, было пострашнее позавчерашнего поноса. Из зеркального, заляпанного несвежими брызгами овала на него смотрели целых два Вадима Степановича, оба в халатах и со вспененными ртами. И оба резко отпрянули в сторону, в полумрак полотенец.
Ощупав себя с головы до ног и не обнаружив вокруг никого другого, Вадим Степанович проскользнул из ванной на кухню, где зеркала, слава Богу, не было. Прополоскал рот, зажег конфорку, поставил чайник, просыпал от волнения заварку на пол и глубоко задумался. Тут уж на тусклую лампочку не спишешь. «Уж не свихнулся ли я?» – подумал Вадим Степанович. – «Но разве же можно вдруг, ни с того, ни с сего, за одно утро?..»
Он выглянул со своего второго этажа во двор. Все было на месте – ледовыми буграми пучилась детская площадка, поблескивали полиэтиленом мусорные контейнеры, посыпанная песком дорожка тянулась к магазину, вдоль нее словно пальмы зеленели решетчатые скамейки.
Бриться Вадим Степанович не стал. Побоялся. Хлебнул чаю с бутербродом и прошел обратно в комнату, проверить гардероб. На стуле висели одни брюки и одна рубашка. Пиджак тоже был одинок.
– Как это разделить на двоих? – Вадим Степанович рассеянно мял вещи. – Фу ты, что я несу! Надо пойти проветриться.
Одевался он медленно, чтобы не пропустить ни одного неправильного движения. Но ничего подозрительного в своих действиях не заметил. Спускаясь по лестнице, он снова насторожился. Предстояла встреча со старушками, что целыми днями несли вахту у подъезда. От их внимания никакая мелочь не ускользнет, тем более такая существенная, как раздвоение личности.
Они тихо беседовали, стаптывая под скамейкой снег, когда входная дверь открылась и появился Вадим Степанович. На его кивок женщины хором ответили:
– Здрасьте, здрастье. Что-то вы припозднились сегодня.
У Вадима Степановича подкосились ноги. «Вы… вы… а раньше было ты… или все-таки вы». Вадим Степанович не помнил, как было раньше. Он брел по песчаной дорожке к магазину и бормотал, смотря вниз «Вы… вы… два… все-таки двое». Он видел только ноги, которых действительно было две, и они вели его привычным маршрутом.
В магазине он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме себя самого. Слонялся между стеллажами с продуктами, всматривался в цены и непроизвольно умножал на два.