11.
Он вернулся поздно. Ленинград как всегда спас его от похмелья, вылечил голову и просветлил разум. Все в нем было по-прежнему. Все было по-прежнему спокойно и неторопясь. Тебе звонила та подруга. Какая подруга? Ну та, вчерашняя. Стрелку забила - на Финляндском вокзале, завтра, там на столе все написано. Черт, это еще...
12.
А что с того, что вот они сидят рядом на этой скамейке, курят и молчат? Что с этого Ленина, что с этого вокзала и со всей этой Финляндии? Наверняка пролетают в головах у обоих с непостижимой физике скоростью картинки из прошлого, этакие могилки с крестиками, как оно раньше-то бывало... Сколько раз он вот так сидел и курил с женщиной, сколько раз она вот так сидела и курила с чуваком в первый раз? Теперь они будут шататься по набережным и задвинутым глухим улицам, через неделю, а может даже и сегодня, как сложится, переспят, сколько-то раз встретятся и переспят потом. Если, конечно, он не уедет в свою уродскую Москву прямо завтра. Еще может быть ночное шоу, клубы, дискотэки, пиво, что-нибудь сухое из горлышка, трава, беседы с умным видом, перемывание костей, тусовка, джем, натертости на ногах, концептуальное кино, как много нам открытий чудных, суровый спор, разборки, ревность, мотор, метро, вокзал, весна, мама, папа, где вы, где ты, здесь я, нет, не пила, не курила и не курила, не курила ничего, не спала, как не спала, нет, спала, но ни с кем не спала, а так спала, одна спала, а где спала, на полу спала, боже, за что мне все это, у всех дети как дети, в институтах учатся, мама, пора, монетки кончаются, не хочу я никуда ехать, а куда же тогда ехать, ехать все-таки придется, огни, дома, дворы, коды, лифты, комнаты, акаи, астры, аквариум, террариум, а что папа, а папа - космонавт Береговой охраны, а как это, а так это, а папа у него герпентолог в серпентарии, укушенный, куда ты лезешь, да я так, может, тебе любви хочется, хочется, перехочется, уже поздно, спать пора, хочу-хочу-хочу, не хочу-не хочу-не хочу, так зачем же он разбил все фонари? Зачем ты меня позвала? - спросил он, прервав ее мыслей ход. Не знаю - ответила Кристина, отбросив сигарету. Потом помолчала и сказала так: Сейчас мы с тобой отправимся гулять, потом поедем к кому-нибудь, выпьем, попоем песен, потом ты захочешь меня трахнуть и я, скорее всего, позволю это тебе. А что потом, я даже и не знаю. Хорошо - согласился он, - Давай так и сделаем. Только, если можно, я хотел бы все проделать в обратном порядке. Что, сразу трахнуть? - усмехнулась Кристина. Нет, сначала не знать, - непонятно сказал он, поднялся и прищурившись посмотрел на солнце. Она поднялась тоже. Мальчики вскричали бис. Судьба-дорожки, как делать дело, где теперь Изя, где теперь учитель, где теперь вы все, друзья-однополчане? Бросили меня на произвол, теперь эта девочка, которую я вижу второй раз в жизни, а слышу - в третий, предлагает сделать мне то, что я и так бы сделал рано или поздно, все равно. Что ж, придется ее любить. До гробовой доски. Прости меня, мама, но у нее хотя бы есть голова. Он не оглянулся на Кристину. Молча пошел. Куда? В Финляндию поедем. Она улыбнулась немного неловко, пожав узкими плечами, послушно двинулась за ним к вокзалу. Каменная природа молча вздымалась вокруг них, ничего не соображая, да и, собственно, не собираясь ничего соображать. Он проигнорировал кассы, он даже не знал, где на этом вокзале кассы. Они подошли к первой попавшейся электричке и дальше - вдоль нее. Куда мы едем? опять спросила Кристина. Глупо спросила. Мы едем по этой дороге до леса, - сказал он, посмотрел на нее и в первый раз изобразил на своем лице некое подобие улыбки. Она, видя такое потепление, тут же схватила его за руку. А он тут же свернул в вагон, лавки деревянные, пассажиры сонные. И поезд поехал. Куда же я ее везу? Куда же он меня везет? Что с ней делать? Что он со мной будет делать? А может, взять и удолбаться? Да, наверное. Хэш располагает к откровенным беседам, если не хватает ума просто беспричинно смеяться. Кристина щебетала ни о чем, а он угрюмо молчал. А потом уткнулся в грязное стекло и, словно про себя: