Турвильд, как мог, помогал им. Вскоре старухи, ослабев, тяжело повисли на нем. Даже не спросив позволения. Домой, домой! Турвильд понял, что долго тащить их ему не под силу.
— Да вы что, в конце-то концов! — разозлился он и стряхнул их с себя. А у самого внутри пробежал холодок от собственной дерзости.
Гунхильд и Кристи молчали.
— Сами видите, засветло нам домой все равно не поспеть.
— Ты прав, — покорно согласились старухи. Они опять остановились, хотя так спешили. Тощие, жалкие старые девы.
Турвильд сел прямо на землю, он сидел, словно отдыхал после тяжелой ноши: прикрыв глаза и судорожно ловя ртом воздух.
Вечерело. Кто бы подумал, что они будут тащиться так долго. Небо, как и прежде, было затянуто мглой. Однако дождь не начинался.
Гунхильд и Кристи ждали его стоя.
— А ну-ка садитесь! — прикрикнул на них Турвильд. — Обождем, пока вы сможете идти без моей помощи.
— Вот еще! — презрительно фыркнула Кристи. — Да я, бывало, эти десять километров после гулянки за полтора часа пробегала.
Турвильд подобрел и потащил их дальше. Не спеша, потихоньку. Небо по-прежнему грозило дождем.
Наконец они добрались до опушки, откуда открывался вид на поселок. Темнело. При виде дома старухи сразу успокоились.
— Вот он… — с чувством сказала одна из них.
И все трое вздохнули с облегчением, счастливые и довольные.
В поселке были освещены все риги.
У них будто прибавилось сил. Однако они не двигались, любуясь этой картиной. Поселок утопал в вечерних сумерках, но из ворот и окон каждой риги струился свет, по деревянным мосткам с грохотом въезжали тяжелые возы и скрывались внутри. На полях с охапками снопов сновали люди. Во все стороны тянулись возы.
— Я прожила здесь всю жизнь, — сказала Гунхильд, глядя вниз.
— И я тоже, — подхватила Кристи. — Меня привезли сюда, когда мне было два года.
Турвильд мог бы сказать то же и о себе, но его жизнь только началась, и он не смел равнять себя с ними. Но он ощущал ту же радость, которую они выразили словами. Когда-нибудь и он скажет, что прожил здесь всю жизнь.
Со старухами произошло чудо: они вдруг обрели силы.
— Пошли же, Турвильд, — сказали они, словно теперь на них лежала забота о нем. Властные, уверенные в себе, они уже торопливо спускались к дому. Усталости как не бывало. Никто бы и не подумал, что совсем недавно они не могли двинуться с места. Их словно подменили. Теперь Турвильд шел налегке, опьяненный видом освещенного поселка и телег со снопами. Он-то ничуть не устал! От всей души он мог наслаждаться этим неповторимым вечером.
Они пришли в усадьбу. Там все работали как в лихорадке.
— Наконец-то вернулся! — на ходу бросил кто-то Турвильду. — Сбегай поешь и давай за работу.
В спешке никто не обратил внимания на Гунхильд и Кристи, они не верили своим глазам.
— Вот и мы, — громко и значительно сказали они, шагнув вперед. — Без нас начали?
— А, уже пришли… — буркнул кто-то.
Они ничего не понимали и нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Их место было занято другими, теми, у кого были силы.
— Так что, будем убирать? — сурово спросили они.
Вокруг кипела работа. И тогда старухи поняли, что они больше не нужны. Уничтоженные, оскорбленные, они походили на двух старых галок.
— Давай быстрей! — позвали Турвильда, и он убежал на зов. Вскоре он был уже в самой гуще. Он стоял у проема, и на него шла лавина снопов. Схватив сноп, он передавал его дальше, работнику, который стоял внутри и укладывал снопы рядами. Один ряд ложился на другой, рига казалась бездонной. На балке качался фонарь. Со своего места Турвильд видел ярко освещенную часть риги, где снопы сваливали с телег. Появившись из мрака, каждый новый воз окунался в море света. Из риги кто-то крикнул: Ну как, нет еще?
— Нет, — ответили снаружи.
— Надо же, как долго!
Они говорили о дожде. Он так и не начался, но все затихло в ожидании — теперь уже никто не знал, пойдет дождь или пег. Роса не выпала, иначе снопы оставили бы в поле. Да ведь при облачном небе росы не бывает. Солома, правда, мягковата.
— Не беда, — сказал кто-то.
— Да она в самый раз, могли возить с утра.
— Что он там еще говорит? — буркнул в солому, продолжая работать, тот, кто укладывал снопы.
— Говорит, что солома сухая.