— Да у тебя просто дьявольский бодун, парнишка, — сказал я ему как–то утром.
— Иначе и быть не может, — ответил он. — Человек должен забываться.
— Наверное, ты прав, — сказал я, — бодун лучше психушки.
В тот вечер после работы мы завалились в ближайший бар. Джефф оказался похож на меня: едой не заморачивался, о еде вообще никогда не думал. Несмотря на все это, мы с ним были самыми здоровыми мужиками на всей богадельне, но до ручки себя ни разу не доводили. Жрать просто скучно. Бары к тому времени мне тоже остохренели — все эти одинокие идиоты, сидят и надеются: вдруг зайдет какая–нибудь тетка и унесет их с собой в страну чудес. Две самые тошнотные толпы собираются на бегах и в барах — и я в первую очередь имею в виду мужских особей. Неудачники, которые все время проигрывают, не могут постоять за себя и взять себя в руки. И тут я такой, прямо посередке. С Джеффом мне становилось легче. Я в том смысле, что для него все это было внове, еще с перчиком, для него во всем этом еще билась какая–то жизнь, будто мы чем–то значительным заняты, а не просто спускаем жалкую зарплату на кир, игры, меблирашки, не просто теряем работы и находим новые, не просто обжигаемся о баб, не просто из преисподней не вылазим, но еще и плюем на нее. На все на это и плюем.
— Я хочу тебя познакомить с одним моим корешем, Грамерси Эдвардсом, — сказал он.
— Грамерси Эдвардсом?
— Ага, Грам на нарах провел больше, чем на воле.
— Зона?
— И зона, и психушка.
— Здорово. Пускай подваливает.
— Ему надо на вахту позвонить. Если не ужрался до чертиков, подвалит…
Грамерси Эдвардс приперся, наверное, через час. К тому времени я уже чувствовал, что мне многое по плечу, и это было хорошо, ибо Грамерси уже стоял в дверях — жертва исправительных колоний и тюряг. Глаза его, казалось, все время закатывались под лоб, будто он пытался заглянуть себе в мозги и посмотреть, что там пошло не так. Одет он был в лохмотья, а рваный карман штанов топырился от здоровенной бутылки вина. От него воняло, самокрутка болталась на губе. Джефф представил нас друг другу. Грам извлек из кармана бутылку и предложил мне выпить. Я принял предложение. Мы остались в том баре до самого закрытия.
Потом мы отправились пешком к Грамерси в ночлежку. В те дни, пока район не оккупировали киты индустрии, в некоторых старых домах бедным сдавали комнаты, и в одном из таких домов у хозяйки был бульдог, которого она каждую ночь спускала охранять свою драгоценную собственность. Сволочью был редкостной: пугал меня множество пьяных ночей, пока я не выучил, какая сторона улицы его, а какая — моя. Мне досталась та, которая ему была не нужна.
— Ладно, — сказал Джефф, — сегодня мы этого урода достанем. Так, Грам, мое дело — его поймать. Если я его поймаю, ты его распорешь.
— Ты лови, — ответил Грам, — а чика при мне. Только сегодня заточил.
Мы шли дальше. Вскоре раздался этот рык — бульдог скачками мчался к нам. У него хорошо получалось цапать за икры. Чертовски хороший сторожевой пес. Скакал он к нам с большим апломбом. Джефф дождался, пока он чуть нас не нагнал, а потом извернулся куда–то в сторону и прыгнул ему на спину. Бульдога занесло, он быстро обернулся, и Джефф перехватил его снизу на лету. Под передними лапами он сцепил руки в замок и встал. Бульдог лягался и беспомощно щелкал челюстями, брюхо его обнажилось.
— Хехехехе, — начал Грамерси, — хехехехе!
И он воткнул свою чику и вырезал прямоугольник. А потом еще и разделил его на 4 части.
— Господи, — сказал Джефф.
Кровь хлестала повсюду. Джефф выронил бульдога. Бульдог уже не дрыгался. Мы пошли дальше.
— Хехехехехе, — не унимался Грамерси, — сукин сын уже больше никого не потревожит.
— Меня от вас, ребята, тошнит, — сказал я. Пошел к себе в комнату, а бедный бульдог все не шел у меня из головы. На Джеффа я злился еще 2 или 3 дня, потом забыл…
Грамерси я больше никогда не видел, а с Джеффом надираться мы продолжали. Делать, казалось, больше нечего.
Каждое утро на работе нас мутило… наша с ним интимная шутка. Каждую ночь мы напивались снова. Что еще делать бедному человеку? Девчонки обычных работяг не выбирают; девчонки выбирают врачей, ученых, юристов, бизнесменов и так далее. Нам девчонки достаются, когда они с девчонками покончат, а те уже больше не девчонки — на нашу долю приходятся подержанные, деформированные, больные, сумасшедшие. Через некоторое время вместо того, чтобы брать их из вторых, третьих, четвертых рук, просто бросаешь это дело. Или пытаешься бросить. Помогает выпивка. К тому же, Джеффу в барах нравилось, поэтому я ходил с ним. Беда у Джеффа была одна: когда он напивался, его тянуло подраться. К счастью, со мной он не дрался. У него это очень хорошо получалось, махался он здорово и был силен: сильнее, наверное, я никого не встречал. Он не задирался, но, немного попив, казалось, просто съезжал с катушек. Однажды вечером я видел, как он в драке уложил троих парней. Посмотрел на распростертые в переулочке тела, сунул руки в карманы, потом взглянул на меня: