— Опять он! — простонал Крис.
Пятнистый ушан из тропических лесов Хаттаки был очень тихим, гибким и дьявольски хитрым созданием, ухитрявшимся сбежать из любого вольера. По уму, его давно следовало запереть в отдельном боксе, но девчонки-лаборантки полюбили этот хвостатый комок шерсти и всячески покрывали его выходки. Ушан осторожно повёл носом. Одна из его лап с тёмными хваткими пальчиками вдруг удлинилась, выхватила огурец, и он мгновенно скрылся за контейнером, откуда раздался сочный хруст. Тотчас же в глубине контейнера замерцали розовые искры.
Крис шагнул было вперёд, но Артур его остановил.
— Оставь их. Видишь, они подружились. Я всё понял! Ночью несколько раз снял показатели активности, сравнил со старыми данными, сто раз всё перепроверил. Во-первых, этот наш тритолонец — эмпат. Во-вторых, в отсутствие дружеской привязанности он впадает в состояние, близкое к анабиозу. И оживает, только когда встретит друга. Пожалуй, я назову его «эмоциональ Шеллина». Вот, смотри, если я только подумаю отобрать у ушана лакомство…
Он бесстрашно протянул руку к контейнеру. Содержимое дало ему сдачи.
— Каково, а? — возбуждённо оглянувшись на нас, Артур перелистнул страницу блокнота и похлопал себя по карманам халата в поисках карандаша.
— Ты чертов гений, — сказал я, извлекая карандаш из рыжей шевелюры и протягивая ему.
Ушан хрустел огурцом, «бидон» розовел от избытка счастья, Артур что-то строчил в блокноте, а мы с Крисом молча наблюдали. Я наклонился вперёд, чтобы лучше разобрать написанное, и жидкость в контейнере вдруг тревожно покраснела. Артур неодобрительно покосился на меня:
— Похоже, он тебе сочувствует.
— Я сам себе сочувствую, — пробормотал я, только сейчас вспомнив о головной боли и забытых таблетках. — Слушай, матери позвони, а? Она волнуется.
— Да-да, — буркнул Артур, не отрываясь от блокнота. Я вздохнул и потянулся за телефоном.