Как раз в этот вечер французы задержались на работах дольше обычного.
Незадолго до наступления ночи одному из часовых показалось, что к нему подходит кто-то из матросов со шлюпки.
Он подумал, что, может быть, это кто-нибудь из экипажа, спасшийся от общей резни, перебрался с большой земли на остров, пытаясь таким образом попасть на корабль.
Такое предположение казалось тем более вероятным, что человек этот прятался за каждой неровностью почвы, за каждым уступом скал, за каждым кустом.
Однако, когда он находился всего в каких-нибудь пятидесяти шагах от поста, часовой решил, что ничего не будет дурного, если он его окликнет, ведь спасшийся из экипажа Мариона не замедлит ответить.
Поэтому часовой крикнул: «Кто идет?» Но вместо того, чтобы ответить, человек, казалось, распластался между двух скал.
Минуту спустя он появился снова, отважившись на несколько новых движений.
Часовой тотчас же повторил свой вопрос, но человек и на этот раз замер.
Часовой крикнул третий раз и, не получив ответа, выстрелил.
Человек упал мертвым.
Тотчас же показался многочисленный отряд дикарей, потрясавших оружием и издававших громкие вопли: убитый, несомненно, был их проводником.
При звуке выстрела отряд мгновенно построился к бою. Обернувшись, часовой увидел его в двадцати шагах за своей спиной.
Французам было известно, как надо действовать с новозеландцами. Они бросились в атаку; туземцы обратились в бегство; их преследовали, не переставая стрелять, снова перебили больше полусотни человек и, как и в первый раз, прогнали дикарей с острова, куда те больше ступить не осмелились.
Однако дикари тоже были начеку.
С кораблей при помощи подзорных труб можно было следить за их действиями.
Они собирались на возвышенностях, подавали оттуда сигналы в деревню, сообщая, могут ли люди там заниматься своими обычными делами или должны присоединиться к ним.
По ночам они сигнализировали кострами.
Каждый раз, когда на берегу появлялся сколько-нибудь значительный отряд туземцев, даже если он и был вне досягаемости выстрела, с судна стреляли из пушки холостыми, чтобы показать дикарям, что корабли охраняются, но, слыша звук выстрела и не видя нигде его действия, дикари внушили себе, что этот гром совершенно безобиден.
В результате такой их убежденности одна пирога с восемью или десятью туземцами однажды рискнула подойти к «Маскарену» ближе чем на расстояние выстрела.
Крозе вызвал лучшего наводчика и приказал выстрелить в пирогу из пушки.
Ядро перерезало пирогу пополам и убило двух дикарей, остальные спаслись вплавь.
Между тем о капитане Марионе по-прежнему не было никаких сведений.
Хотя уверенность французов в его смерти была почти полная, нельзя было покинуть остров, не убедившись в этом окончательно.
Решено было поэтому за два или три дня до отплытия предпринять экспедицию в деревню Такури; по признанию самих туземцев, именно там исчез капитан, следовательно, там и надо было искать его.
Кроме того, там же видели и обе лодки с корабля, севшие на мель и окруженные туземцами.
Отъезд назначили на 14 июля 1772 года. 12 июля утром лейтенант Крозе распорядился спустить шлюпку, посадил туда сильный отряд под командой опытных офицеров, приказав им не возвращаться без достоверных известий о судьбе несчастного Мариона и его спутников.
Чтобы добиться этого и оставить в сознании туземцев память о могуществе французов, предписано было высадиться поблизости оттого места, где были замечены лодки, подняться в деревню, взять ее в случае обороны силой, истребить там всех жителей, тщательно обыскать все дома, собрать все вещи, какие сохранились после капитана или его товарищей по несчастью, чтобы иметь возможность удостоверить их смерть с помощью засвидетельствованного протокола, и, наконец, в довершение всего предать деревню огню; после этого экспедиция должна была возвратиться на корабль, захватив с собой на буксире как можно больше боевых пирог, и сжечь их на море, чтобы новозеландцы с тех высот, на которых они укрылись, могли наблюдать гибель своей флотилии.
Шлюпка, оснащенная Фальконетами и мушкетонами, отплыла, увозя с собой пятьдесят человек, вооруженных ружьями и саблями.
Офицер, командующий отрядом, приказал высадиться в том месте, где ему было указано, но лодки исчезли. Дикари сожгли их, чтобы извлечь из них железные части.
Тогда французы приступили к выполнению второй части экспедиции: отряд, с ружьями наперевес, с примкнуты-ми штыками, поднялся к деревне Такури.
Но деревня оказалась покинутой; единственными ее обитателями были пятеро или шестеро стариков, слишком старых и слабых, чтобы следовать за остальными.
Сидя на чем-то вроде деревянных кресел, они, как древние римляне в Капитолии, ожидали современных галлов, приближавшихся к ним с не менее враждебными намерениями, чем их предки — к сенаторам.
Сначала их хотели взять в плен живыми, но первый же туземец, к кому протянули руку, схватил лежавший около него дротик и ударил им солдата, который его коснулся.
Раненый солдат отступил на шаг назад и проткнул старика штыком.
Остальных пощадили.
В то время как солдаты входили в деревню с одного конца, они увидели, что с противоположной ее стороны, вне досягаемости ружейного огня, поспешно спасается бегством Такури с двадцатью туземцами; на злодее был плащ капитана Мариона (плащ нетрудно было узнать по двум его цветам — алому и синему).
Наблюдая за ними, французы видели, как они поднялись на холм и затем присоединились к другим туземцам, которые занимали ближайшие к деревне высоты и оттуда, громко вопя, следили за тем, что творилось в деревне.
Тем временем проводились тщательные розыски во всех хижинах дикарей.
В хижине Такури нашли человеческий череп: он был сварен несколько дней назад.
Все мясо с головы было съедено, а на самом черепе еще виднелись следы зубов людоедов.
В другом углу хижины на деревянном вертеле было найдено человеческое бедро, зажаренное и наполовину съеденное.
Поиски продолжались, поскольку нельзя было установить, кому принадлежали эти человеческие останки.
В другой хижине нашлась рубашка, принадлежавшая, как показало опознание, капитану Мариону.
Ворот ее был окровавлен, и в трех или четырех местах она была разорвана и тоже испачкана кровью.
В других двух хижинах были обнаружены часть одежды и пистолеты молодого мичмана Водрикура, сопровождавшего, как уже говорилось, капитана.
Наконец, еще в одном месте нашли оружие, снятое с лодок, и груду окровавленных лохмотьев.
То было платье несчастных матросов.
Собрав все эти вещественные доказательства преступления туземцев, французы составили протокол о смерти Мариона, после чего подожгли все хижины, а чтобы жители не возвратились тушить пожар, остались в деревне, пока она не обратилась в дымящиеся развалины.
Около деревни Такури находилась еще одна деревня, укрепленная намного лучше других; ее вождя подозревали в сообщничестве с Такури; звали его Пики-Оре.
Пока производились розыски в первой деревне, отряд заметил, что жители уже покинули другую.
Это бегство дикарей подтвердило все подозрения отряда, и, уничтожив деревню Такури, он направился к деревне Пики-Оре.
Хотя она была укреплена лучше других, жители не решились ее защищать.
Отряд без помех обыскал все хижины, и повсюду, так же как и в деревне Такури, нашлось много предметов, взятых с лодок, а также платье, снятое с матросов.
Следы крови на одежде свидетельствовали о том, что те, кто ее носил, умерли насильственной смертью.
Вторая деревня как и первая, была обращена в пепел.
Затем, чтобы в полном объеме закончить свою карательную экспедицию, отряд на обратном пути спустил на воду две боевые пироги и, взяв их на буксир, привел с собой в воды, где на якоре стоял «Маскарен».
Сняв с пирог все, что могло пригодиться, предали огню их каркасы, имевшие в длину около шестидесяти футов.
При зареве этого последнего пожара 14 июля 1772 года оба корабля, «Кастри» и «Маскарен», покинули бухту Убийц.