Понемногу к Эжену возвращались силы, и прогулки можно было удлинять; Лоретта водила его к плодородным берегам Рейна, заставляла восхищаться их живописными склонами, покрытыми виноградниками и увенчанными готическими замками, которые в наше время кажутся вехами, поставленными рукою истории как свидетельство течения времени и как напоминание о веках варварства и феодализма. Временами Лоретта и Эжен взбирались на эти развалины, достигали самого их верха и любовались раскинувшимися перед ними просторами и чарующим видом.
Но глаза Эжена почти всегда были прикованы к голубоватым вершинам, замыкающим на юге подернутый дымкой горизонт; он вздыхал, думая о Франции, и говорил подруге:
— Посмотри, Лоретта, посмотри на эти высокие горы; там, за ними, дивная страна, еще прекраснее твоей, страна, где осталась моя мать и любимая сестра; страна, куда однажды я повезу тебя!
И слезы увлажняли ресницы молодого офицера — так сильна в наших сердцах тоска по родным краям.
Но предпочитали они прогулки на деревенское кладбище, расположенное на вершине холма, который возвышался с одной стороны над дорогой, с другой — над деревней; украшением кладбища были кипарисы, лиственницы и ивы. Под сенью этих деревьев, в этом приюте вечного покоя, приходило чувство тревожной, но сладкой грусти. Здесь была могила матери Лоретты; девушка не знала своей матери, но — судя по скорби пастора — понимала, как та была добра и милосердна; каждый день вместе с Эженом они приходили сюда.
— Если ты когда-нибудь оставишь меня, — говорила Лоретта, — я буду ждать тебя здесь.
И она показывала скромное надгробие в тени кустов:
— Здесь ты найдешь свою верную Лоретту сколько бы ни длилось твое отсутствие, в какой бы час дня ты ни вернулся; и если даже, не в силах перенести расставание, душа покинет ее, чтобы следовать за тобой, все равно здесь, — добавляла она с грустной улыбкой, — здесь ты найдешь свою Лоретту!
Несколько месяцев промчались как одно мгновение.
Тем временем повсюду в полную силу шли приготовления к войне.
Российская империя, окутанная невежеством прошлых веков, казалась посреди народов Европы воплощением деятельного протеста деспотизма и варварства против современной цивилизации.
Франция собиралась попытаться низвергнуть этого врага, слишком могущественного, чтобы не внушать тревоги главе страны; она готова была атаковать неприятеля во льдах, что служат ему защитой, и шестьсот тысяч солдат под водительством победителя Арколе и Аустерлица, пылающих воодушевлением, полных уверенности в победе, собрались на берегах Рейна, чтобы участвовать в этом великом походе.
Полк Эжена снова занял городок, где жила Лоретта. С каким восторгом приветствовал обретавшийся там молодой француз знамена, под которыми он получил свое первое боевое крещение! С какой радостью он встретил старых друзей, а особенно старого Фредерика, уже давно считавшего своего хозяина погибшим.
А Лоретта плакала, ибо все предвещало, что возлюбленный скоро покинет ее; она не сомневалась в верности его сердца, но ведь на войне возможны роковые случайности!
Эжен пытался передать ее душе собственное спокойствие. В эту эпоху французы, привыкшие к победам, считали, что, куда бы они ни явились, им покорится все. Подобная гордость была вполне оправдана, ведь до этого никакая неудача не остановила их оружие. Эжен объяснял ей, что Россия — последняя преграда на пути к прочному и всеобщему миру, что, когда нависший над странами колосс перестанет существовать, мир вздохнет свободно и легко. Какое счастливое будущее предвещает Лоретте и Эжену этот миг, и он вскоре наступит; тогда они соединятся вновь, чтобы не разлучаться уже никогда, а тяготы разлуки лишь послужат тому, чтобы заставить влюбленных лучше ощутить все очарование встречи.
День их расставания быстро приближался. Эжен посвящал своей подруге все время, которое он мог похитить у воинской службы. Порой здоровье Лоретты внушало ему тревогу, поскольку грусть девушки все больше лишала ее сил. Тщетно надеялся он, что ее бледность исчезнет от его поцелуев. Лоретта познала все восторги любви, и теперь ее щеки не покрывались краской юности: это была прекрасная лилия, нежная, благоухающая, но со склоненной к земле головкой, словно возвещающей, что цветку не устоять перед первым порывом весеннего ветра.
Накануне отъезда своего друга Лоретта вместе с ним совершала их обычную прогулку. Подойдя к своей любимой рощице, она вновь дала Эжену клятву верности и сказала ему, что каждый день будет ждать его на этом месте, а Эжен, стоя на коленях перед могилой ее матери, поклялся прийти сюда за Лореттой; они обменялись прядями волос и приникли друг к другу в долгом поцелуе. Вернувшись в дом пастора, Эжен обратился к священнику со словами:
— О отец мой! Благословите ваших детей, ибо начиная с этой минуты мы обручены и в этом мире, и в ином!
И вот наступил роковой день; Лоретта встретила его слезами. Однако он был ясный и солнечный, словно день счастья. Лоретта проводила Эжена до конца кладбища, и там он ее оставил. Потеряв его из виду, девушка печально вернулась к наводящей грусть рощице, села там и до позднего вечера молилась и плакала у могилы своей матери.
Прошел год со времени отъезда Эжена. В ясное февральское утро колонна французов в двадцать пять—тридцать тысяч человек переправилась через Рейн выше Майнца — это были остатки многочисленной армии, все, что сохранилось от военной мощи, сраженной неприятелем, который сам удивлялся своей победе. Но ни доблесть, ни гений не могут противостоять морозу и предательству!
В те времена, когда французы победоносно шествовали по покоренным странам, народы торопились предвосхитить их желания, предупредить их нужды, но теперь, когда они отступали, разгромленные и несчастные, на каждом шагу их подстерегали ловушки, каждая деревня превращалась в оборонительное сооружение вражеских войск, и надо было выбивать неприятеля оттуда, чтобы армия могла продолжать свой путь.
Однажды генерал спросил, найдутся ли добровольцы отправиться на рекогносцировку деревушки, которая виднелась впереди и которую предстояло пересечь; тотчас же вперед выступил молодой гусарский офицер, испрашивая этой милости, — то был Эжен.
О, все его желания таким образом будут удовлетворены — ему предстояла встреча с Лореттой! Он уже видел верхушки кипарисов и лиственниц, росших на кладбище, и высокую колокольню, но на сердце у него было тяжело: рядом не было верного Фредерика — он погиб в сражении под Могилевом; не скакал под ним рыжий конь — воды Березины поглотили его! Всего несколько гусаров сопровождали Эжена, жалкие остатки полка, во главе которого он уходил отсюда.
Внезапно молодой офицер остановился: не отрывая глаз от кладбищенской стены, он увидел, что за ней поблескивают неприятельские штыки. Возможно, стоило послать за подкреплением. Он посмотрел на своих гусаров, и по их гордым улыбкам понял, что такая предосторожность будет излишней.
Эжен вспомнил, что с западной стороны в стене есть пролом, который можно использовать как проход для всадников; именно в эту брешь он их и направил и во главе отряда проник туда, несмотря на вражеский огонь; они потеснили неприятеля, но часть врагов еще укрылась в рощице, так хорошо знакомой Эжену, ведь с ней у него было связано столько дорогих воспоминаний.
Напрягая последние силы, он обратил вражеский отряд в бегство, но один из убегавших обернулся и выстрелил; пронзенный смертельной пулей, Эжен упал и скатился к подножию дерева в том самом месте, где Лоретта обещала его ждать и куда он клялся прийти за ней!
В нескольких шагах от него недавно вскопанная земля покрывала свежую могилу; он попытался доползти туда, чтобы там, на более мягком ложе, испустить последний вздох. Секунду Эжен еще пытался привстать; взглядом он искал опору для своей слабеющей руки и увидел скромный камень в изголовье могилы; хотя глаза его уже были подернуты смертью, он все же смог различить дорогое имя: «Лоретта».