А я, — после небольшой паузы продолжал рыцарь, — был совершенно ошеломлен громадной ответственностью, взваленной на мои плечи, ибо сколь ни мал был инфант, он уже являлся наследником престола! Я как милости просил у сеньора дона Альфонса и королевы дать мне кого-нибудь в помощники, чтобы разделить с ним груз ответственности. Король ответил, что никакого помощника он мне не даст, и приказал мне готовиться к тому, чтобы охранять младенца, как своего государя и собственного сына.
«А теперь, дон Мартинш ди Фрейташ, — добавил он, — поскольку мы не знаем, что может случиться с нами, дайте мне клятву, что в мое отсутствие или в случае моей смерти вы всегда будете считать инфанта дона Санчо единственным законным королем и никому другому не отдадите ключей от городов, крепостей и замков, которые вам будут доверены, и, наконец, что до самой его или вашей смерти вы останетесь таким же преданным и верным слугой ему, как были мне, если только он или я не освободим вас от этой клятвы!»
Тогда я снова преклонил колени, поцеловал ему руку и, произнеся над этим самым мечом требуемую клятву, осенил себя крестным знамением, чтобы она была принята Небом.
Король тотчас же повелел дону Луишу ди ла Труэбу, охранявшему его сына в замке Катании, передать мне, и только мне, инфанта, когда я сочту своевременным это сделать. Рыцарь дал мне клятвенное обещание верности, и с этого часа инфант дон Санчо оказался в моей власти, а было ему в ту пору всего лишь двадцать пять дней от роду.
В тот же день, когда с этим было покончено, король отплыл, оставив меня в Катании, гордого и в то же время крайне озабоченного данным мне поручением...
На этом месте рассказ дона Мартинша ди Фрейташа был прерван звуком рога, раздавшимся против ворот Дору у подножия стен замка ди ла Хорта. Дон Мартинш приказал оруженосцу, поставленному охранять шлем, пойти справиться, кому и зачем понадобилось трубить в такой час, а сам продолжил свой рассказ.
— Я не стал терять время и зафрахтовал судно из Баракаса, находившееся в порту Палермо; оно принадлежало сеньору дону Жуану ди Карральялу, и он охотно уступил его мне. Покончив с этим делом, я разыскал сеньора дона Беренгара ди ла Саррия, женатого на весьма благородной даме, которую звали госпожой Агнеш д’Адри и у которой было двадцать два ребенка. Дон Беренгар был одним из моих друзей, и я попросил его отпустить со мной его жену, чтобы доверить инфанта дона Санчо ее попечению. Он охотно согласился исполнить мою просьбу, что очень меня обрадовало, ибо госпожа Агнеш была добра, благочестива, весьма родовита и, имея, как я уже сказал, такое многочисленное потомство, казалась мне чрезвычайно опытной в воспитании детей. Затем я выбрал шесть других дам, каждая из которых имела грудного ребенка: умри одна, другие могли бы заменить ее; чтобы молоко у них не пропало и не испортилось, я взял их вместе с детьми. Наконец, помимо кормилицы родом из Катании, что уже была у инфанта дона Санчо и прекрасно о нем заботилась, я на всякий случай нашел еще двух и, кроме того, велел погрузить на судно козу. После того как были предприняты все эти меры, я стал готовиться в путь: снарядил корабль, позаботившись обо всем, что было необходимо для нашего пропитания и защиты. Я поместил на нем сто двадцать вооруженных человек, причем каждый из них по храбрости и благородству стоил троих. Расположив всех своих людей на палубе, я потребовал от дона Луиша ди ла Труэба, чтобы он передал мне сеньора инфанта у ворот Катании, где я и ждал его.
Дон Луиш явился через час в сопровождении всех, каких только он мог собрать, португальских, каталонских и латинских рыцарей, всех именитых горожан и знатных сеньоров. Поравнявшись со мной, он повернулся в их сторону и, показывая им сеньора инфанта, который был у него на руках, произнес:
«Сеньоры, признаете ли вы, что этот ребенок — инфант дон Санчо, сын короля Альфонса Второго Португальского и донны Санчи, его супруги?»
И все ответили:
«Да, конечно! Мы присутствовали при его крещении и почти каждый день видели его с тех пор; объявляем как непреложную истину, что этот ребенок действительно инфант дон Санчо».
Тогда дон Луиш предложил мне взять сеньора инфанта, но я не захотел его принять, пока его не разденут в присутствии всех: я хотел убедиться, что получаю ребенка здоровым и невредимым, причем убедиться в этом вместе со всеми. Во время осмотра сеньор инфант кашлянул три или четыре раза, и я позаботился отметить в моей расписке, что мне передали его простуженным. Затем рядом со своей подписью я приложил печать и вручил этот документ дону Луишу ди ла Труэбу. После этого я в свою очередь взял ребенка на руки и вынес его из города; до самого порта меня сопровождали почти все жители, числом более шести тысяч; вступив на корабль, я передал инфанта кормилице; с нее не должны были спускать глаз шесть дам, а за ними в это время следила госпожа Агнеш. Все осенили младенца крестным знамением и благословили его.
В эту минуту на борт корабля явился посланник короля Сицилии и вручил от имени своего государя две пары платья из золотой парчи для инфанта.
Затем мы тотчас подняли паруса. Все это происходило первого апреля тысяча двести восемнадцатого года от Рождества Христова.
По прибытии в Трапани я получил несколько писем; в них меня предупреждали о четырех вооруженных галерах, крейсирующих в этих водах: они были снаряжены африканскими сарацинами и подстерегали португальские, генуэзские и каталонские суда, плавающие между Сардинией и Сицилией. А потому я еще больше укрепил свой корабль, снабдив его лучшим вооружением, увеличил, насколько это было возможно, число людей на нем и пустился в плавание, вверившись мудрости Бога, охраняющего королей. Таким образом, без всяких происшествий и при великолепной погоде, мы прибыли на остров Сан Пьетро.
Во время этого первого перехода Господу было угодно, чтобы ни сеньор инфант, ни кто-либо из его свиты не заболел.
На острове мы пробыли двадцать семь дней. Здесь к нам присоединились двадцать четыре каталонских и генуэзских корабля; они шли по тому же курсу, что и мы, и в святой день, в воскресенье, с благоговением прослушав на берегу молебен, мы все вместе тронулись в путь.
На третий день нашего путешествия нас настигла ужасная буря. Я немедленно поднялся на палубу отдать необходимые распоряжения и напомнил кормчему, что, кроме нас, всего лишь смиренных грешников, на борту находится доверенный нам наследник короля. Кормчий заверил меня, что сделает все возможное, чтобы в случае опасности спасти прежде всего сеньора инфанта, потом нас, а потом уже самого себя. Затем я прошел в каюту женщин посмотреть, что там происходит.
Дела там шли скверно: одни страдали морской болезнью и лежали без движения, подобные трупам; другие совсем потеряли голову от страха и кричали, что у них пропадает молоко. Среди этой неразберихи я отыскал кормилицу: бледная как смерть, она сидела с застывшим взглядом, прислонившись к стенке и бессильно опустив руки, инфант скатился у нее с колен на пол и безумолчно кричал, громче всех женщин, вместе взятых.