— У нас в доме привидение, — объяснил я.
Он долго смотрел на меня, будто я был игральным автоматом, в который он напрасно бросил монету, а потом отошел. За ним ушли фараоны, а тот, в которого попал дедушка, шел с перевязанной рукой, изрыгая святотатственную брань.
— Я у сейчас у этого хрыча пушку отберу!
— Ты? А кто с тобой пойдет?
Я сказал, что сам завтра принесу пистолет в отделение.
— Что случилось с этим полицейским? — спросила мама.
— Его дедушка ранил, — сказал я.
— Почему? — удивилась мама.
Я объяснил, что тот показался ему дезертиром.
— Надо же! Такого милого молодого человека.
На следующее утро за завтраком дедушка был свеж как огурчик и сыпал шутками. Мы сперва думали, что он всё забыл, но он всё помнил. За третьей чашкой кофе он глянул на Германа и на меня.
— Чего это фараоны к нам ночью заявились и всё вверх дном перевернули?
Мы так и сели.
Пес, который всех перекусал
Никому в жизни не пожелаю иметь столько собак, сколько их было у меня, и всё же приносили они больше радости, чем огорчений, если только не считать случая с эрдельтерьером по кличке Маг. Мороки с ним было больше, чем с сорока четырьмя или сорока пятью другими вместе взятыми, хотя минуты острейшей неловкости были связаны не с ним, а с его мамашей из породы шотландских терьеров, которую звали Дженни.
Эта дама подарила нам шесть щенков в платяном шкафу нью-йоркской квартиры на четвертом этаже, а кроме них, сверх всяких ожиданий, еще и последнего, седьмого, на углу Двенадцатой и Пятой авеню во время прогулки, на которую она неистово рвалась. Была у меня когда-то и француженка-пудель, получившая приз. Не какая-то маленькая, беленькая и тихая девочка, а здоровенная черная пуделиха. Ее стошнило на заднем сидении по дороге в Гринвич на собачью выставку. Вокруг шеи на ней был резиновый нагрудник. На полпути, когда мы ехали через Бронкс, разразилась гроза, и я раскрыл над ней легкий зонтик, скорее от солнца, чем от дождя. Дождь колотил яростно, и вдруг водитель завернул в гараж, где столпились механики. Заехали мы так быстро, что я забыл прикрыть собаку зонтиком, и до сих пор с омерзением ощущаю на себе их презрительно ненавидящие взгляды, особенно у одного жилистого работяги, когда он подошел узнать, что нам нужно, и увидел меня с пуделем. Все механики и прочие двуногие той же нетерпимой породы ненавидят пуделей за фасонную стрижку, особенно за помпончики, которые оставляют у них на ляжках, чтобы у животного был шанс получить награду.
Но с эрдельтерьером, как я уже сказал, дело было хуже, чем с прочими моими собаками. Вообще-то, он и не был моей собакой: однажды летом я вернулся с каникул и обнаружил, что брат Рой купил его в мое отсутствие. Крупный, тучный, злобный пес вел себя так, будто считал меня в семье посторонним. Принадлежность к семье давала небольшое преимущество, потому что ее членов он кусал чуть реже, чем чужих. Тем не менее, за годы, что он был у нас, пес успел перекусать всех, кроме мамы. Впрочем, однажды он бросился и на нее, но промахнулся. Это случилось в тот месяц, когда у нас вдруг появились мыши, а Маг наотрез отказался с ними воевать. Ни у кого не было таких мышей, как тогда у нас. Они вели себя совсем как ручные, даже как дрессированные, и так подружились с нами, что когда мама однажды пригласила вечером друзей по клубу "Фриралирас", в котором состояла с отцом уже двадцать лет, она поставила на кухне блюдечки с едой, чтобы мыши там поели и не докучали нам в гостиной. Маг оставался на кухне с мышами. Он разлегся на полу и сам на себя рычал: злость у него была не на мышей, а на людей в соседней комнате, на которых он бы с радостью набросился. Мама один раз заглянула на кухню, посмотреть, как там дела. Дела шли отлично, но ее просто взбесило, что Маг растянулся на полу, не проявляя к мышам ни малейшего интереса. Мышки ринулись к маме гурьбой — и она шлепнула псину. Тогда он бросился на нее, но промахнулся. Мама утверждала, что он сразу же извинился. Она говорила, что Маг всегда сожалеет, когда покусает кого-то, только мы не могли понять, как она это узнала, потому что в поведении пса не было и намека на раскаяние.
Каждый раз на Рождество мама посылала коробки конфет всем, кого покусал наш пес: в списке набралось уже больше сорока имен. Никто не мог понять, почему мы от него не избавимся. Я тоже этого не понимал, но мы от него не избавлялись. Подозреваю, что Мага пару раз пытались отравить: по крайней мере, вид у него иногда бывал отравленный, а старик майор Меберли еще и стрелял в него у отеля "Сенеки", но Маг дожил почти до одиннадцати лет, и даже когда уже почти не мог двигаться тяпнул одного конгрессмена, который зашел по делу к моему отцу. Мама не любила этого конгрессмена: она говорила, что, судя по гороскопу, доверять ему нельзя (он родился под знаком Сатурна, когда Луна была в созвездии Девы), но и ему она послала коробку конфет на Рождество. Конгрессмен эту коробку вернул, подозревая, вероятно, какой-то подвох. Мама убеждала себя, что если пес его покусал, то это к лучшему, хотя отец как раз из-за этого не смог стать членом одной важной деловой ассоциации. "А я ни за что не состояла бы с ним в одной ассоциации, — говорила мама — и Маг сразу его раскусил".